Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты что, всегда первым встречным в кабаке предложения делаешь?
– Не всегда. – Рома смотрел на нее все теми же влажными и ожидающими глазами. – Тебе только. Может, я в тебя влюбился. Не допускаешь такой мысли?
Ее и раньше удивляло, что в его речи мелькают слишком грамотные, хотя и казенные, обороты. Да и выглядел он вполне прилично – во всяком случае, его облик не вызывал ощущения пошлости, которая так и лезла из скоробогатых мужчин, посещавших «Терру».
В этот новогодний вечер Рома был одет ярче обычного. Но все равно – без попугайской пестряди и, как ни странно, даже в тон с Алей: зеленоватый клубный пиджак, в зеленых же тонах галстук с золотистыми разводами, светло-зеленая рубашка с пуговками на воротнике. Даже часы на его руке выглядели неброско, хотя и были явно дорогими, со множеством каких-то точек и окружностей на циферблате.
«А ведь он и есть тот самый, с которым не противно…» – вдруг подумала Аля.
Она удивилась холодности, с которой подумала об этом. Все-таки ведь это была мысль не только о нем, но и о себе – и отчего же такая отстраненность, такая вялость? Но особенно раздумывать было некогда: надо было что-то ему ответить, чтобы не слишком обидеть.
Аля впервые поймала себя на том, что ей не хочется его обидеть…
«Уже кое-что», – снова мелькнуло в голове.
И снова она удивилась тому, как спокойно наблюдает сама за собою – словно сценический этюд исполняет по заданию!
Но ответила она ему то, что думала, не высчитывая, как подействуют ее слова.
– Мысль такую я допускаю, – сказала Аля. – Ну и что? Рома, я с первого взгляда не влюбляюсь, к сожалению. И со второго тоже.
– Это я понял, – кивнул он.
– Откуда такая проницательность? – удивилась Аля.
– А тебя влюбленной трудно представить, – объяснил он. – Что ж, бывают и такие женщины.
– Да ты прямо философ, – улыбнулась Аля. – Вот и хорошо, что сообразил. Ладно, Рома, мне работать надо. Шел бы ты и правда домой, ей-богу! – бросила она, уже отбегая от длинного стола у эстрады.
Утро, как ни странно, наступило незаметно.
Окон в зале не было, так что догадаться о времени можно было, только взглянув на часы. По часам Аля и поняла, что уже шесть утра, а значит, скоро можно будет сдать выручку и наконец уйти домой.
Не усталость лежала у нее на сердце, а тоска, и совладать с нею было куда труднее, чем с усталостью.
Особенно тошно было вспоминать сам Новый год – тот момент, когда большие, блестящие, специально к этой ночи сделанные часы над эстрадой пробили двенадцать.
Годы шли, сама она менялась, вот уже и семья ее родителей исчезла в прошлом, а чувство Нового года оставалось неизменным: волшебное замирание двух стрелок на заветной цифре, торжественный бой курантов, хлопок шампанского, подарок под елкой…
Але противно было слышать, как хлопает шампанское за каждым столиком, звенят бокалы. Какой-то перепившийся мыдлон направил на нее горлышко бутылки – может быть, случайно, но морда у него при этом была довольная, и пенная струя обдала ее блузку.
Она еле удержалась от того, чтобы не стукнуть мыдлона подносом по голове. Плакать ей больше не хотелось, словно все слезы высохли в ней навсегда.
Рома на этот раз не стал ее звать, а сам подошел к стойке бара, где она только что загрузила на поднос очередную вереницу бокалов с коньяком.
– Поздравляю, Сашенька! – сказал он.
– Слушай, не называй ты меня так! – рассердилась Аля. – Меня Аля зовут, и никаких Сашенек!
– Поздравляю, Алечка, – послушно повторил Рома.
Тут Аля снова заставила себя вспомнить, что сердиться на него совершенно не за что.
– С Новым годом, Рома, – сказала она. – С новым счастьем.
– Хотелось бы! – улыбнулся он. – А это тебе, Алечка, к празднику.
Аля и опомниться не успела, как он извлек из кармана какой-то блестящий предмет и сделал руками неожиданное обнимающее движение. Волосы попали в маленькую застежку, Аля ойкнула и тут же почувствовала, что вокруг ее шеи обвилось ожерелье. Оно было теплым – наверное, нагрелось у Ромы в кармане.
Аля удивленно тронула ожерелье рукой, пальцами ощутила что-то похожее на лепесток цветка и машинально бросила взгляд в одно из зеркал, которыми изобиловал бар.
Это было именно ожерелье, она не ошиблась. Посередине тонкой плоской цепочки сплетались в причудливом узоре прозрачные цветы из драгоценных камней – аметистовые, рубиновые, топазовые. Самый красивый, в виде фиалки из александрита, попал в маленькую ямку под горлом и смотрелся особенно беззащитно. Аля прикоснулась к нему рукой, еще раз ощутила живое тепло камня на своем теле…
Тут она наконец сообразила, что это, пожалуй, слишком.
– Рома, это еще зачем? – укоризненно произнесла Аля. – Я не хочу принимать от тебя подарки!
– Почему? – удивился он. – Думаешь, дорого слишком? Так ведь если по доходам примерить, мне теперь эта цепочка – все равно что раньше букет цветов. Что, цветы уже нельзя девушке подарить? Или просто не нравится?
– Нравится, – призналась Аля. – Но как-то…
«А что я вообще-то ломаюсь? – вдруг подумала она. – Ну, понравилась я ему, подарил побрякушку. Можно подумать, это значит что-то, кроме желания хорошо выглядеть в собственных глазах! Мало мне Илья их дарил?.. – Она вспомнила полную дорогих безделушек шкатулку из оникса, оставленную на столике у зеркала в квартире Ильи. – Недешевый, конечно, подарочек… Так разве я его просила? Или, может, он ждет, что я ему за это на шею теперь брошусь?»
По всему Роминому виду было не похоже, чтобы он ожидал немедленной отдачи, но настроение у Али испортилось, даже не успев улучшиться.
– Что ж, спасибо, – пожав плечами, сказала она. – У тебя хороший вкус.
Она была уверена, что теперь-то он наконец обидится на ее холодный тон. Но он снова не обиделся.
– А тебе идет, – сказал Рома. – Шею как раз облегает. Очень красиво!
К счастью, компания, давно уже ожидавшая выпивки, принялась хором звать официантку. Можно было прекратить этот щекотливый разговор – обмен то ли колкостями, то ли любезностями.
Неопределенно махнув рукой, Аля подхватила поднос и направилась к столикам.
И вот ночь наконец закончилась, и можно было уйти – а она не чувствовала ни усталости, ни облегчения.
Официантка Люда, вдвоем с которой Аля работала в эту ночь, к утру была пьяна так, что еле держалась на ногах. Конечно, за этим делом вообще-то следили, но ведь Новый год – святое! Едва ли не за каждым столиком пытались угостить официанток, Аля устала улыбаться, отвергая предложения выпить в честь праздничка.
К тому же Ксении сегодня не было, работал Антон, который еще с вечера заявил: