Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Просьба и ответное «спасибо, сынок» позволят старшему почувствовать себя хорошим, важным, не обязанным заслуживать любовь, свободным от долга и ответственности, несвойственной его возрасту, положению и роли. Он с большей готовностью и желанием сделает то, что выбрал, а не вынужден был сделать, даже если ему это не очень хотелось. У него будет меньше агрессии и подавленного чувства несправедливости, от этого и младшему ребенку будет легче жить. Каждый из них сможет оставаться ребенком, занимать свое адекватное место в семье и, вырастая, взрослеть естественным образом.
Традиционная, часто встречающаяся, к сожалению, инверсия для семей в нашей стране. Матриархальная послевоенная семейная субкультура создала такое явление, как российская бабушка. Это была, как правило, сильная женщина, травмированная военным или послевоенным бедственным временем, с его опасностями, голодом, непредсказуемостью, тяжелой работой, от которой зависело выживание. Это женщина, привыкшая на своих плечах выносить невыносимое, справляться со всем в отсутствие какого бы то ни было мужчины рядом. Работоспособность, сверхконтроль, тревога, часто доходящая до паранойи, отсутствие в прошлом благополучия, стабильности, нормального детства, радости, достатка – вот традиционное наследие того времени.
Эти женщины, с одной стороны, будучи лишенными в детстве всех детских благ, хотели дать все лучшее своим детям и внукам, с другой – не видя в своем прошлом ничего, кроме страданий, тяжелой работы, тревоги за будущее, голода и лишений, подсознательно считали, что и жизнь нынешних детей и внуков должна быть такой же. Поэтому такие бабушки привычно давали детям и внукам много тревожных посылов про будущее («жизнь тяжелая, а как ты хотел»), поощряли в них и даже насаждали привычку к тяжелому и упорному труду, не могли переносить, когда ребенок просто долго отдыхает или радуется, старались все равно лишать чего-то или значительно ограничивать в удовольствии тех, кого они воспитывали.
Такие бабушки начинали активно конкурировать за роль родителя со своими детьми, когда у них рождались внуки. Часто с согласия всей семьи бабушка оставляла все свои социальные дела и бралась «сидеть с внуками», пока родители на работе, наполняя свою жизнь дополнительным смыслом, чувствуя себя важной, успокаиваясь от востребованности.
В советские времена выбор между плохим детсадом и хорошей, любящей бабушкой легко решался в сторону последней. В этом, безусловно, были свои значительные плюсы, но были и минусы. Минусы в том, что у родителей уменьшалась возможность учиться быть родителями, а бабушки активно замещали их, оттесняя с этого важного места.
Постепенно бабушка все больше захватывала власть в семье, для всех определяя, как им жить. Часто вместо того, чтобы помогать молодой матери становиться хорошей взрослой матерью, она начинала с ней конкурировать, радуясь, если ее решения и предложения оказывались верными или если ребенок высказывал к бабушке более глубокую привязанность. От этого власть бабушки и ее самооценка все больше укреплялись, а самооценка родителей – матери и отца ребенка падала. Постепенно такая бабушка могла вообще оттеснить молодых родителей от воспитания, а те, не имея сил и смелости ей противостоять, шли на это соглашение, все больше проигрывая в родительской конкуренции.
Далее бабушка, как правило, все больше вмешивалась в дела семьи, в бытовые, финансовые и даже супружеские отношения. Бабушка – мать матери часто становилась фигурой, способной разрушить женско-мужские отношения и вытеснить мужчину своей дочери, подсознательно желая быть «владычицей морскою», единственной, кто владеет и управляет в семье. Она уверена, что значительно лучше, чем отец ребенка, справится с родительской ролью. Надо ли объяснять, насколько медвежью услугу она таким образом оказывала как своей дочери, оставив ее без мужа, так и своим внукам, оставив их без отца.
А уж если к тому же она начинала заниматься подавлением мужского в мальчике, в своем внуке, то от такой символической кастрации мужчины в доме и всего мужского, даже не подавленный, а раздавленный бабушкой и матерью мальчик, живущий рядом с обесцененным и раскритикованным отцом, рисковал стать только «хорошей девочкой», со всеми последующими проблемами начиная с подросткового возраста и дальше.
Совершенно понятно, что это происходило не от злобности характера или жестокости намерений таких бабушек, но исключительно из их собственной травмированности жизнью, неосознанности и явного желания сделать всем «как лучше». Но неосознанность их собственных мотивов и намерений в итоге приводила к тому, что все происходило совсем не так, как ожидалось, но вот ответственность и вина за это возлагались бабушками на самих детей и внуков, хотя их возможности противостоять таким сильным женским фигурам при малозначимом отце с самого начала стремительно приближались к нулю.
В одной советской семье жили-были три поколения женщин – бабушка, мать и дочка. (К сожалению, это не сказка, а быль, к тому же с печальным продолжением, но, к счастью, с хорошим концом.) Внучка была умницей да раскрасавицей, и все у нее было хорошо, пока она не собралась замуж. Муж, конечно же, оказался не «принцем», хотя тоже был перспективен, умен, хорош собой. Уж что в нем было не так для этих взрослых женщин, история умалчивает. Но та самая молодая умница-красавица дочка стала расти как в тисках между матерью-бабушкой и любимым мужем.
Чуть позже ей захотелось ребеночка. И она родила замечательного сыночка, к сожалению, оставив его – новорожденного и крошечного – бабушкам. Самой же ей нужно было бороться за свою жизнь в реанимации несколько послеродовых недель. Бабушки, конечно, окружили внучека своей всепоглощающей заботой, стараясь отдавать ему все самое лучшее.
Молодые родители вскоре были решительно оттеснены от воспитания: мама работала и болела, папа – с детьми-то не очень умел, но его никто и учить не стал, не стал рассказывать, помогать стать хорошим отцом. Наоборот, трудно ему было хоть какое-то свое отцовское мужское слово вставить в этом столпотворении вокруг ребенка любящих женщин. Конкуренция за «лучшее родительство» была слишком высока.
Трудно сказать, что там еще происходило, но молодая мама, очевидно, чего-то не выдержав в такой жизни, быстро и трагично погибает от своих болезней совсем молодой. Сыночку всего девять, ей – всего тридцать три… Молодой папа – безутешный вдовец, совершенно оглушенный этой потерей, будучи не в силах справиться, бежит от своего горя в прямом и переносном смысле «на край света», оставив сына бабушкам.
Те – бабушка и прабабушка мальчика – растят его, с трудом оправившись после такой потери. Растят его как «хорошую девочку» (уж они-то знают, как воспитывать детей, свою дочку каждая вырастила), всячески препятствуя его редким встречам с отцом. Тот и раньше их совсем не устраивал, а уж после гибели дочки-внучки приобрел в их воображении, комментариях и высказываниях совсем уж непрезентабельный или даже зловещий вид.
Мальчик ухаживает за бабушками, которые, естественно, от таких трагедий и перипетий болеют. Временами он все же видится с отцом, но вынужден спускать в мусоропровод отцовские подарки, перед тем как войти в квартиру. Нельзя, чтобы они заметили.
