Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Инцест чрезвычайно тяжело переживается ребенком, с колоссально разрушительными последствиями для его психики, вплоть до психотического расщепления, то есть сумасшествия.
Поскольку инцест в нашей культуре табуирован, то есть является символически запрещенным, то в любом ребенке достаточно глубоко заложен этот запрет. И когда происходит инцест, у детей сразу возникает ощущение неправильности, чудовищности происходящего. Но ему трудно представить, что такой важный человек, как родитель, может делать с ним что-то настолько неправильное. Тогда ребенку предстоит сложная задача – решить, что же тогда неправильно: его чувства отвращения и страха или действия такого родителя?
Решается эта задача глубоко в подсознании только двумя способами. Либо ребенок оставляет себе веру в свои чувства, но он должен вытеснить из своей психики инцестуозного родителя как фигуру, его защищающую, важную, на которую можно положиться, которой можно доверять. Либо оставляет себе эту фигуру, но перестает совершенно доверять себе. Есть и третий способ, совсем печальный, когда вытеснить так и не удается, конфликт превращается в душевную болезнь, серьезное психическое заболевание.
В теле ребенка от домогательства родителя могут рождаться весьма конфликтные чувства – приятное возбуждение, радость от проявленного к нему внимания, страх от запугивания «никому не говорить об этом», отвращение от понимания, что происходит что-то сильно противоестественное, сильнейший стыд, невозможность защититься, потеря доверия, жертвенная позиция, возможная вина или страх перед другим родителем. Чувств так много и они такие сильные, что совершенно невозможно переживать их одновременно. И тогда, чтобы справиться с сильнейшим внутренним конфликтом, ребенок вынужден расщепить их и вытеснить из своего сознания.
Дальнейшее развитие событий часто таково: девочка, например, вырастая, либо отщепляет от себя отвращение, но оставляет себе возбуждение и тогда становится сексуально-расторможенной женщиной с соответствующим образом жизни, с постоянным желанием соблазнять окружающих ее мужчин, желая на самом деле не столько секса, сколько заполучить тепло и внимание «отца». Либо она отщепляет возбуждение, становясь фригидной, закомплексованной, травмированной, недоверчивой, неспособной выстроить удовлетворяющие ее сексуальные отношения. Часто это серьезная преграда для хорошего, крепкого брака или серьезные проблемы с женским здоровьем.
Опасность инцеста еще и в том, что, по закону ретравмы, девочка, получив опыт сексуального домогательства или насилия в своей семье, даже выйдя из семьи, будет продолжать получать его в дальнейшей жизни. Особенно если с этой травмой ей не помогли справиться.
Если ей некому было рассказать об этом (что часто бывает, потому что дети опасаются рассказать об этом кому-либо, во-первых, стыдно и страшно получить обвинения и устыжение, а не помощь, во-вторых, они часто берегут от этой информации второго, инфантильного родителя), то девочка остается один на один со своими переживаниями, замыкается в себе, пытается справиться с конфликтом путем расщепления и вытеснения. Психика стремится устранить расщепление и воспроизводит травму, чтобы на этот раз все прошло по-другому и помощь была оказана, непрожитые чувства прожиты. Но если и в этот раз девушка остается с этим наедине, то происходит только усугубление травмы. Ребенок с опытом инцеста, вырастая, волей-неволей попадает в череду подобных использований и травм, углубляя их, закапываясь в своем конфликте все глубже и глубже…
Ей было всего лет пять-шесть, когда это с ней случилось в первый раз. Они с младшей сестрой все лето проводили у бабушки в деревне. Регулярно «поддававший» дядя, вместе с которым две маленькие девочки ночевали в комнате, не одну ночь подряд приставал к ним, удовлетворяя невесть почему неудовлетворенные сексуальные потребности. Жалобы бабушке и их отчаянное нежелание спать с ним в одной комнате особого результата не давали. Та отказывалась верить, считала, что девчонки все выдумывают, малы еще. К тому же это был ее сын. Ведь не подумаешь о сыне такое, что тогда думать о себе, как о матери? Проще было не верить внучкам.
Ей всегда было трудно описывать словами те чувства. Страх, омерзение, беспомощность. Слов недостаточно… Она, и без того тревожная, с тех пор живет в постоянном страхе, в отчаянной попытке быть очень правильной, трудолюбивой, старательной. Может, это поможет.
Когда ей исполнилось 12 лет, в ее семье случилась трагедия – умер горячо любимый отец. И ее роль в семье стала окончательно инверсивной. Она, по сути, становится самой старшей в семье, помогает матери справиться с горем, отвечает за младшую сестру. К ее и без того недетской ответственности родственники добавляют свою психологически незрелую долю: «Тебе надо заботиться о матери, а то и она не выживет, не переживет потери отца». И потому на похоронах она не плачет, как тут заплачешь, если и маму потерять можно. И что тогда, детдом? По отцу она смогла начать плакать значительно позже, ближе к своим сорока годам, на терапии, когда осознала, какой разрушительной была эта потеря, какой громадной, тяжелой, невыносимой. Как изменился ее мир после его смерти. С каким кошмаром ей предстояло встретиться оттого, что больше никто не мог защищать ее и любить.
Мать не может жить без мужа, в ее жизни появляются другие мужчины. Очевидно, что она весьма неразборчива. Один из них, судя по всему, криминальный элемент с явной психопатией, вскоре начинает регулярно нападать на мать. Та его выгоняет, начинает от него прятаться, старается не открывать дверь. Но дети, две девочки все время рядом.
В один из дней, придя из школы с субботника, она (ей тогда по-прежнему всего 12 лет от роду) слышит дверной звонок, мамин мужчина колотит дверь и требует впустить. Она мужественно отвечает ему, что мамы нет, и дверь не открывает. В какой-то момент их перепалки он начинает давить на жалость и просит у нее хотя бы бутерброд, потому что он страшно голоден. «Я только поем и уйду», – жалобно просит он ее. И она (мама всегда говорила ей, что надо быть доброй и помогать людям) открывает и впускает его в квартиру, все-таки он время от времени живет здесь.
Поев, он не собирается уходить. Испугавшись, она пытается его выпроводить, увещевать. Уже начинает бояться, что мама будет ее ругать за то, что впустила. Уговаривает. Все напрасно. В какой-то момент он начинает страшно заводиться и нападает на нее, срывая одежду, пытаясь насиловать и выкрикивая злобные нецензурные слова в адрес ее самой и ее матери. Она отбивается, дерется, как может. «Я все маме скажу!» – кричит она в отчаянии. «Убью тебя, если скажешь!» – и он тащит ее в ванную, открывает воду, пытается ее топить, держа голову под водой…
Ее спасает дверной звонок, за ней пришли подружки. Это как-то его то ли останавливает, то ли пугает. Он отпускает ее и сбегает. Она остается одна. Живая. Но в невыразимом ужасе и страхе, что же скажет мама. Почему-то она уверена, что мама будет не на ее стороне, что будет кричать: «Зачем ты его впустила?» А как ответить на этот вопрос? Ведь трудно предположить, что такое может случиться с тобой, но как будто она должна была знать, предусмотреть, предвидеть… Она же за все должна отвечать, и если она не справилась, то виновата будет только она.
