получил. Печальная ерунда, и не делает мнительному чести. В общем, басня о неблагодарности. Постараюсь его успокоить153. Первый экзамен 30-го (рус<ское> право), второй – первого (филос<офия> права). Время не позволяет подробничать.

И.

52

В.К. Зданевич – И.М. Зданевичу

<Кутаис, 19 апреля 1913 г. >

Милый Ильюша, простясь с Батумом, прибыла сюда и попала в отличную пору, в городе масса свежей зелени и ещё более её в окрестностях. В маленьком домике отлично. Володя154 прекрасно хозяйничает, и всё приняло обновлённо-чистенький вид. Бабушка очень умилилась, когда я ей дала вашу общую с Кирой фотографию. Я занимаю две маленькие комнатки, обычно принадлежащие Володе. С большой осторожностью сказала о твоих выступлениях, умолчав о – действительности. Так давно ничего не знаю о тебе, уже начинаю томиться… Целую крепко.

В. 3<даневич>

53

И.М. Зданевич – В.К. Зданевич

<Петербург, 20 апреля 1913 г.>

Поздравляю с новорожденным. Зубрение на полном ходу. Деньги вышли – результат прекрасно проведённых праздников. Целую всех и киваю. Большое мерси и 1100000 поцелуев Зине.

Илья

54

В. К. Зданевич – И.М. Зданевичу

<Кутаис, 22 апреля 1913 г. >

Дорогой Ильюшенька, я всё ещё «на родине». В первые два дня моего приезда лил неустанный дождь, вчера было великолепное солнце, сегодня – и солнце, и ветер. Кутаис очарователь<ный> после дождя, без пыли, весь окутанный зеленью. Вчера Володя показывал мне различные достопримечательности города: развалины собора на Архиерейской горе, виды оттуда, а я сама усмотрела во дворе собора удивительное дерево – смоковницу, которое так переплелось стволами с камнями, что нельзя разобрать, где ветви, где скала. М<ожет> б<ыть>, это дерево выросло в скале, или в старинной постройке, а потом камень обломали, уж не знаю, но это очень любопытная штука. Потом поехали на ферму и за ферму. Отличное шоссе, бездна свежей зелени, широко разлившийся Риони – всё это было превосходно. Экипаж на шинах летел птицею, у Володи иначе извозчики ехать не смеют. Ещё съездили на Рионское шоссе и уже в сумерках вернулись домой. Дома всё отлично, Володя оказался отличным хозяином, всё изменилось к лучшему, конечно, эти улучшения стоили хороших денег, но зато чистота, уютность стоят этого. Всё заново перекрашено, новый дом, как игрушечка, разведён огород, посеяны газоны и т. д. Бабушка принуждена разговаривать со мной по-русски – и ничего, понимаем др<уг> др<уга> довольно прилично и беседуем, как следует: всем косточки перемыли, всей родне. Аннета – помнишь её? – такая красивая, гибкая, стройная, с мягкими изящными манерами и тихим, совсем не грузинским, голосом, дополняет картину. Хорошо здесь. Но я сегодня уезжаю. Шестой день не знаю ничего о тебе – это раз; во 2-х, папа уехал из Батуми <с> совсем <…> простуженным горлом и, в 3-х, жалко Кирюшку, как-то он там со своей солдатчиной и пр<очим>. Никто из них мне, конечно, не написал ни строчки ни о себе, ни о тебе. Сегодня начинаются твои экзамены и будут тянуться так долго… Пожалуйста, не забывай, что теперь-то тебе надо хорошо есть, побольше спать и совершенно забыть, что ты: «ego-футурист»155 и пр<очее>. Летние вопросы выяснятся «своевременно», как говорит Володя, сейчас ничего нельзя предвидеть, но уже намечается то обстоятельство, что заграница начинает ускользать, так что Батум, Кобулеты156 и пр<очее> – наиболее вероятно. Если ты хочешь непременно переехать в Москву, то не забывай об этом теперь, а то повторится прошлогодняя история. Возмутительно, что я не знаю ничего о тебе с 7 апреля! (послед<нее> твоё письмо было от 7<-го>.) Вероятно, дома есть подробности о поездке в Новгород и т. д. Не знаю, получил ли пасху, съел ли мазурки157 (воображаю, и забыл о них, вероятно!). Завтра буду дома и, надеюсь, получу ответ на всё это. Целую тебя крепко, крепко и прошу тебя, очень прошу, береги себя, свои силёнки, будь умным, не прыгай выше головы! Целую ещё.

В. Зданев<ич>

55

В. К. Зданевич – И.М. Зданевичу

<Тифлис, 29 апреля 1913 г.>

Я уже давно дома. Нашла здесь твоё письмо от 9<-го>, извещающее, что ты больше писать не будешь, и в самом деле, в интервале 20-ти дней мелькнули две открыточки, и то благодаря наступившему денежному кризису… Можно себе представить, как было бы без этой маленькой подробности: сначала хаос переживаний, затем праздники, после – экзамены, – до брюзжащих ли родителей?! Нет охоты писать и мне. Приехал Борис Львович158 и, как говорят, с женой… Общее «дружеское» смятенье. Вчера получила несколько строчек от Соболевского, между прочим, говорит, что имеет письмо от тебя, видимо, доволен. М<ожет> б<ыть>, я ошибаюсь, приписывая именно тебе причину его нервности, но что какая-то заноза ядовитого свойства сидит у него в сердце – несомненно. Впрочем, что удивительного? – при всех плюсах личности Соб<олевского>, он всё же более молод душой, чем годами, а когда влюблён, как он, и сидишь в Батуме, на другом конце света, особенно спокойным быть трудно. В «нашей» грузинской семье – скандал: Тамара разошлась с мужем и уехала с другим! Получилось неожиданное перемещение симпатии: до сих пор Арсенидзе был предметом всеобщего негодования (помнишь, тайное замуж<ество> Тамары?). Теперь все стали его защитниками и восхвалителями, все превозносят его добродетели: ум, честность, трудолюбие, скромность, успехи в адвокатуре, приличный заработок, любовь к Тамаре и т. д. Положим, всё это правда, он человек на редкость хороший, только как всего этого никто не видел раньше? Другой – доктор Хирсели. Ты видел его в Бакурьянах159. Кирилл в негодовании и клянёт всех женщин на свете. Ещё две недели Кире быть в учебной команде, затем он снова возвращается в полк и будет уже значительно свободнее. Отбывание воинской повинности приближается к концу, и снова выдвигается вопрос, что делать Кир<иллу> дальше?.. Если его спросить, он скажет: жениться. Летние вопросы совершенно не выяснены и, думаю, будут довольно плохо разрешены, т. к. денег не будет – без учеников – а всем они понадобятся, т. е. не ученики, а деньги. Аркадий был свидетелем критического положения Собол<евских> на Пасху: денег ни копейки, гостей – сколько угодно. И это повсюду, все жалуются, стонут и топорщатся изо всех сил – скучно. Но делается веселее, когда вспомню, что скоро, всё-таки скоро, ты приедешь… Мне кажется, что то время, когда ты телёночком брыкался по утрам, было когда-то давно-давно! А ведь, в сущности, всего четыре мес<яца>. Теперь такое великолепие повсюду в природе, столько свежести, зелени,