– Мы встанем на рассвете, – сказал Хельмут. – В это время можно увидеть самое интересное.

– Всегда можно увидеть самое интересное, если знаешь, куда смотреть, – ответила Рейхан, у которой случился приступ сплина, обычное дело, когда она встречала мужчину, и он ей нравился, но было ясно, что между ними никогда ничего не будет, даже если между ними будет всё. Она попыталась поговорить с Хельмутом о кино, о книгах или, на худой конец, о популярных мультфильмах для взрослых, но он ничем, кроме своих птиц, не интересовался.

«Мужчины – как цветы в поле, – думала Рейхан. – Все такие красивые и такие беспомощные, и хочется сорвать их все, унести с собой, чтобы они принадлежали только тебе, но какой от этого прок? Через несколько дней они станут неинтересны, перестанут радовать. Уж лучше пусть живут, нетронутые». Так Хельмут, сам того не зная, избежал участи быть соблазнённым и брошенным. Он даже и вообразить не мог, что такое с людьми иногда случается – в мире пташек всё было менее драматично.

Женщины уговаривали Рейхан переночевать с ними, но она отказалась, сославшись на желание полюбоваться красотой неба. Пришлось пообещать, что, если она замёрзнет или ей станет страшно, она не постесняется и залезет к ним в палатку.

Теперь вся ночь была в распоряжении Рейхан, и она могла заняться Ясмин и её бестолковой личной жизнью. Рейхан собиралась поступить по справедливости. Ясмин никогда не любила своего мужа, Айка же его обожала. Любая вещь, ставшая предметом спора, должна доставаться тому, кто больше всех её любит. Рейхан казалась себе мудрой, как царь Соломон. Нет, она не планировала притвориться, будто собирается разрубить мужа Ясмин пополам.

Магические книги уверяют, что для сотворения чудес вам непременно понадобится определённый набор инструментов: атам, ритуальный кубок, символы четырёх сторон света, свечи, травы, кристаллы, котёл. Но опытные колдуны знают, что идею до Вселенной можно донести и без посредников. Рейхан дождалась, пока все улягутся спать, и осталась наедине с догорающим костром и потусторонними звуками ночи. Она прикрыла глаза и сосредоточилась на отпечатке огня, медленно дрейфующем по обратной стороне её век. Постепенно ощущение закрытых глаз ушло, уступив место абсолютному зрению, которому была доступна изнанка мира. Человеческие жизни в ней выглядели как пульсирующая, постоянно меняющаяся паутина, оплетающая Землю подобно щупальцам медузы. Имея незыблемую волю, найти нужную было не так уж трудно, и Рейхан довольно быстро отыскала Ясмин – её жизнь выглядела почти монолитной и сияла ровным самоуверенным светом. Она напомнила Рейхан старое, тупое и мощное животное, которое вот-вот умрёт, но мнит себя бессмертным.

В ритуалах на привлечение любви начинающие ведьмочки используют розы и розовый кварц, красные свечи и сладкие благовония. Иногда – с успехом. Но предметы имеют не больше силы, чем даёт им сам человек. Любовь не является чем-то, что можно разглядеть даже внутренним зрением, и Рейхан не имела в своём распоряжении таких слов и терминов, которые могли бы описать это явление, каким оно представало перед её свободно парящим разумом. И тем не менее, она знала, как призвать эту силу и как, если можно так выразиться, натравить её на кого-то. Невозможно заставить человека полюбить, но можно устроить ему случайную встречу с тем, кого он полюбит. Ясмин мирно спала, аккуратно разместив голову на шёлковой наволочке, её глаза оберегала от ненужного света лиловая маска с кружевными оборками, рядом муж-миллионер украдкой печатал сообщения, готовый в любой момент удалить переписку, а Рейхан, временно приручив силу одной из самых странных и бессмысленных выдумок человечества, практически по-варварски перекраивала с её помощью, словно дробя кувалдой, чужую жизнь.

И Ясмин, чьи сны вдруг изменились, беспокойно зашевелилась, не просыпаясь – её охватило неясное предчувствие, грустное и нестерпимо прекрасное, словно скоро что-то изменится навсегда. Её муж быстро отбросил телефон и зарылся головой под одеяло, а перепуганная Айка ещё полночи писала ему: «Куда ты пропал? Что случилось?»

Рейхан открыла глаза. Костёр догорел. Она разыскала запас хвороста и снова разожгла огонь – не мёрзнуть же всю ночь. Она была почти уверена, что с Ясмин всё удалось. Спать не хотелось – нельзя закрывать глаза, когда на тебя смотрит полный чудес космос, поэтому она просто легла на спину, заложив руки за голову, и долго наблюдала за медленным вращением планеты в пространстве. Это кружение укачало её, и она всё-таки скользнула в дрёму, где играла в Бога, пока рассвет не позолотил небо и холмы.

Орнитологи проснулись как по команде – может быть, их разбудило пение птиц, торжествующих, что солнце снова взошло. Они посочувствовали Рейхан, окоченевшей и не выспавшейся, и начали её опекать, поднося бутерброды и горячий чай. Хельмут особенно старался, и Рейхан снова стало жаль – не его, а целой жизни, не состоявшейся из-за одного маленького принятого решения. Каждый выбор – это, по сути, аборт, убивающий несколько возможных будущих. Но стоит ли о них сожалеть, если их существует бесконечное множество?

Вместе со всеми она пошла смотреть на птиц. Иногда Хельмут давал ей свой огромный бинокль, и тогда Рейхан разбирал смех при виде птичьих физиономий, которым клювы разных форм придавали всевозможные выражения – от беззаботно-приветливого до сурового. Она даже нашла несколько разноцветных пёрышек, таких маленьких, что их почти не было видно в траве.

– Скучно смотреть на них издалека, – сказала Рейхан. Пусть им с Хельмутом суждено было расстаться навсегда, но чтобы он её забыл? Этого она не допустит.

– Они дикие. Близко подходишь – улетают.

Рейхан улыбнулась. Будучи моложе, она не раз проворачивала этот фокус. В познаваемом физическом мире Гаруды, индуистского бога и царя птиц, конечно, не существует, но в качестве образа он был более чем реален – однажды сформировавшаяся идея уже никуда не исчезнет, тем более, если подкрепить её веками массового поклонения. Нужно было лишь искреннее воззвание, и тогда сотни птиц, объединённые общей идеей, слетались на зов.

Произошедшее Рейхан позже объяснила себе тем, что растратила за сутки слишком много энергии, да ещё и провела бессонную ночь, чего с ней не случалось со времени учёбы в институте.

На её красиво раскинутые в стороны руки слетелись не пёстрые пичужки и не гордые ястребы, а только два десятка неизвестно откуда взявшихся чёрных воронов. Гордо взмахивая глянцевыми крыльями, они облепили Рейхан со всех сторон, и от неожиданности её первой мыслью было: «Я хотела, чтобы он запомнил меня Белоснежкой, а не… Одином! Хотя вряд ли он знает про воронов Одина…» И только потом она по-настоящему удивилась, хотя её удивление не шло ни в какое сравнение с тем, что испытал Хельмут. Однако стойкость духа, свойственная его народу, не покинула орнитолога, и он сделал несколько фотографий Рейхан и воронов. Птицы молчали, спокойно разглядывая призвавшую их. И ничего не происходило. Их появление не было ни знамением, ни символом, Рейхан чувствовала: это одна из тех вещей, которые просто случаются и в лучшем случае имеют логическое объяснение, но значения – никогда.

– Летите! – велела она. Вороны недовольно и без энтузиазма покинули её руки и плечи, им не понравилось, что их заставили прилететь неизвестно зачем и прогнали, ничего не объяснив. Рейхан почувствовала себя ужасно. Это последнее усилие совершенно опустошило её, оставив лишь одно желание – спать. Хельмут, оправившись от шока, попытался уговорить её побыть с ними ещё немного (при этом поражаясь самому себе, ведь до сих пор ни одна незнакомая женщина не нравилась ему настолько сильно, чтобы это побудило его к решительным действиям). Используя все доступные ему знания английского языка, он, обмирая от собственной дерзости, всё более и более прозрачно намекал Рейхан на их вероятное совместное счастье. В юном возрасте она восприняла бы это как весёлую игру, возможность самоутвердиться за счёт безответных нежных к ней чувств, но опыт чужих ошибок, на которых учатся мудрецы, велел ей строго взглянуть Хельмуту в глаза и открыто сказать: