– Предположим, однако, что спустя некоторое время трудности этого положения, о котором я говорил, исчезнут, и тогда, если бы я произнес эти слова, не можете ли вы сказать мне сейчас, как они будут восприняты?

Ида умолкла и задумалась. Она была сильной и здравомыслящей женщиной, и отлично понимала положение. От ее ответа зависело, будут ли получены тридцать тысяч фунтов, и, следовательно, лишатся ли она и ее отец замка Хонэм.

– Я только что сказала, мистер Косси, – холодно ответила она, – что готова отдать все и вся, что только у меня есть в этом мире, чтобы уберечь моего отца от разорения. Я не намерена отказываться от этих слов, и я думаю, что в них вы найдете ответ на свой вопрос.

Эдвард покраснел.

– Вы ставите вопрос по-деловому, – сказал он.

– Так разумнее всего, мистер Косси, – ответила она не без горечи в голосе. – Это избавляет меня от неприятного чувства, будто я кому-то чем-то обязана. Вы поговорите с моим отцом об этих закладных?

– Да, завтра. А теперь я попрощаюсь с вами, – и он взял ее руку и, немного поколебавшись, поцеловал. Ида не сопротивлялась, но и не проявила никаких эмоций.

– Да, – ответила она, – мы пробыли здесь некоторое время. Миссис Квест наверняка спросит, куда вы подевались.

Она выпустила эту стрелу наугад, но попала прямо в цель. В третий раз за этот день Эдвард Косси покраснел до корней волос. Не сказав ни слова в ответ, он поклонился и зашагал прочь.

Увидев это, Ида устыдилась своего замечания – она отнюдь не хотела выглядеть в глазах мистера Косси (победа над которым не доставила ей ни гордости, ни удовольствия) сварливой или, что еще хуже, ревнивой женщиной. Да, она слышала кое-какие разговоры о нем и миссис Квест, но будучи по натуре не склонной к скандалам и сплетням, почти забыла о них. Однако теперь поняла: разговоры эти возникли не на пустом месте.

– Теперь понятно, что это за трудное положение, о котором он говорит, – сказала она себе. – Он хочет жениться на мне, как только сможет избавиться от миссис Квест. И я ответила согласием, при условии, что от миссис Квест можно избавиться, в обмен на получение суммы в тридцать тысяч фунтов. И этот человек мне не нравится. С его стороны было некрасиво заключать эту сделку, хотя я сама ее ему навязала. Интересно, узнает ли когда-нибудь мой отец, что я сделала ради него, и оценит ли? Что ж, очень даже неплохая цена. Тридцать тысяч фунтов – хорошая цифра для любой женщины при нынешнем состоянии рынка. – И с горькой усмешкой и предчувствием чего-то нехорошего в сердце, она швырнула на землю остатки «Алого турка» и отвернулась.

По понятным причинам Ида ничего не сказала отцу о своем разговоре с Эдвардом Косси, и так случилось, что на следующее утро после партии в теннис между верным Джорджем и его хозяином состоялся весьма серьезный обмен мнениями. Иде, которая, не смыкая глаз, бодрствовала в своей комнате, казалось, что начался он еще до рассвета и продолжался с коротким перерывом на завтрак до одиннадцати часов утра. Сначала сквайр подробно объяснил Джорджу суть вопроса, вдаваясь в поразительное множество деталей, ибо начал с самой первой своей ссуды в банке «Косси и сын», которую взял у них много лет назад.

Все это время Джордж сидел с серьезным лицом, пытаясь делать вид, будто следует за нитью рассказа своего хозяина, что было совершенно невозможно, так как сквайр сам давно утратил ее, и смешал в кучу ссуду 1863 года со ссудой 1874 года и деньгами, которые он изыскал для выкупа закладных по обеим, причем, это наверняка привело бы в бешенство любого, кроме Джорджа, привыкшего к подобным вещам. Тем не менее, он высидел до конца, и когда, наконец, отчет был закончен, заметил, что все «действительно выглядит довольно странно».

В ответ на это сквайр обозвал его глупым филином, и с помощью некоторых контрольных вопросов обнаружил, что Джордж почти ничего не понял в вещах, которые он только что с таким завидным упорством пытался ему втолковать. После чего, невзирая на протесты несчастного слуги, утверждавшего, что «от этого будет мало толку», он начал снова и повторил каждое свое слово.

Так продолжалось до самого завтрака, а после завтрака подготовленные Джорджем счета были тщательно изучены, в результате чего путаница лишь усугубилась. Либо Джордж не умел вести счета, либо сквайр ничего в них не понимал. Сидя в гостиной, Ида время от времени слышала сердитые восклицания отца, вроде тех, что мы приводим ниже:

«Ты, глупый осел, ты все неправильно сложил, это девятьсот пятьдесят, а не триста пятьдесят!» – «Нет, нет, сквайр, вы смотрите не на тот столбик, это дебеты» и так далее, пока обе стороны не устали, и ясно было только одно: баланс был в минусе.

– Ну вот, – произнес, наконец, сквайр, – теперь ты видишь. Похоже, я окончательно разорен, и, честное слово, во многом из-за твоей глупости. Ты все путал и путал, и напутал так, что теперь из-за твоей путаницы нас выгоняют из дома.

– Нет, нет, сквайр, не говорите так… не говорите так. Я тут ни при чем, я всегда был вам хорошим помощником, даже если я не слишком учён. Это все ваши чертовы ссуды, вот в чем беда, и проценты по ним, и все остальное, и, хотя, наверно, мне не следует говорить такое, бедный мистер Джеймс, да упокоит Господь его душу, и его мотовство. Только не говорите, что это я сказал, сквайр.

– Ладно, не будем спорить, – ответил его хозяин, – какая разница, чья это вина. Результат один, Джордж, я разорен, и поместье пойдет с молотка. Если, конечно, найдется желающий его купить. Де ла Молли жили здесь почти пять веков, после того как получили замок и земли в качестве приданого, женившись на представительнице рода Буасси, которые, в свою очередь, получили его от нормандских королей. И вот теперь оно пойдет с молотка и его купит какой-нибудь прощелыга, торговец картинами, или производитель бренди, или кто-то в этом роде. Увы, у всего есть конец, и да сбудется воля Божья.

– Нет, нет, сквайр, не говорите так, – взволнованно ответил Джордж. – Я не могу слышать, когда вы так говорите. Тем более что это не так.

– Что ты имеешь в виду? – резко спросил старый джентльмен. – Это именно так, если мы не найдем тридцать тысяч фунтов или около того, чтобы выкупить эти закладные. Хонэм уже ничто не спасет, кроме чуда. Ты ведь сам привык говорить, мол, что-то да подвернется.

– В таком случае чудо произойдет, – сказал Джордж, с глухим стуком опуская на стол кулак, мощный, словно баранья нога, – и даже не пытайтесь спорить со мной, сквайр. Я это точно знаю. Говорю вам, пока мы живы… нет, пока живы наши дети, в замке никогда не будет никого, кроме де ла Моллей. Если нужно найти деньги, разрази меня гром, они будут найдены. Или вы думаете, что всемогущий Господь собирается поселить в вашем замке какого-то приказчика, и это после того, как благородные люди жили здесь несколько веков? Говорю вам, что нет. И это истинная правда, потому что я знаю, что это так, и помоги мне, Боже, если я ошибаюсь.

Сквайр, который раздраженно мерил шагами комнату, внезапно остановился и пристально посмотрел на своего слугу, на его благородные черты. Несмотря на предрассудки, простодушие и случайные нелепости Джорджа, он был по-своему умен и прекрасно разбирался в человеческой натуре. Даже его предрассудки основывались, как правило, на некой твердой почве, иное дело, что до нее обычно бывало трудно добраться. Имелась у него и изрядная доля того удивительного инстинкта, который, при его наличии, с точностью анероида чувствует нравственную высоту других людей.