– Людям, как правило, не нравятся те, кому они непомерно обязаны. Вашему отцу не нравится мистер Косси, потому что его имя Косси, и ни по какой другой причине. Но я имел в виду не совсем это. Мне кажется, сквайр не тот человек, который должен взять на себя переговоры подобного рода. Он слишком откровенен и неосторожен. Нет, мисс де ла Молль, если кто-то вообще должен это сделать, то только вы. Вы должны поставить вопрос перед ним ребром, причем сегодня же. Времени на промедление просто нет. Вам не нужно вдаваться в подробности, он знает о них все сам – только попросите его предотвратить эту катастрофу. Он сможет сделать это, если захочет, а то, как он это сделает, это его личное дело.

– Но, мистер Квест, – сказала Ида, – как я могу просить о таком одолжении кого бы то ни было? Тем самым я поставлю себя в ужасно неловкое положение.

– Я не делаю вид, мисс де ла Молль, что для любой молодой леди это приятная вещь. Я вполне отдаю себе отчет в том, что вам она неприятна. Увы, порой приходится делать неприятные вещи и идти на компромиссы с чувством собственного достоинства. Вопрос в том, будет ли ваша семья полностью разорена. Я искренне убежден, что у вашего отца нет никаких шансов раздобыть деньги, чтобы расплатиться с фирмой «Косси и сын», и даже если бы он их нашел, это вряд ли помогло бы ему, так как он не в состоянии оплатить проценты по долгу. В данных обстоятельствах выбор ваш невелик – или поставить себя в неловкое положение, или позволить событиям идти своим чередом.

Поручать это кому-то другому просто бесполезно, и, разумеется, я не могу гарантировать, что даже вы добьетесь успеха, но я скажу вам со всей откровенностью: как вы, несомненно, знаете, любому мужчине будет трудно отказать такому просителю. Так что решать вам. Я указал вам путь, который может отвести вашу семью от края пропасти. Если вы та женщина, которой я вас считаю, вы воспользуетесь им.

Ида ничего не ответила, а в следующий момент вошел сквайр, чтобы взять пару бокалов хереса и печенье. Однако мистер Квест, украдкой наблюдавший за ее лицом, сказал себе, что она заглотила наживку и поступит так, как он ей подсказал. Однако вскоре им помешали: к сквайру посоветоваться по поводу каких-то дел, касающихся их прихода, приехал местный пастор, мистер Джеффрис, приятный невысокий человек с круглым веселым лицом и в весьма неклерикальных очках, и его тоже провели в столовую. Ида воспользовалась его появлением как предлогом, чтобы удалиться в свою комнату, и там мы пока оставим ее, погруженную в раздумья.

В тот день сквайр больше не обсуждал этот вопрос. Что касается мистера Квеста, склонного изучать человеческий характер, то ему было интересно наблюдать, сколь удивительным образом старый джентльмен ограждал себя от проблем. Чего стоил один его энергичный спор с преподобным мистером Джеффрисом по поводу того, стоит ли, как то было до сих пор, направить доходы от сбора пожертвований по случаю праздника урожая (1 фунт 18 шиллингов 3 пенса) на уездную больницу, или же их следует пустить на ремонт оконных рам в ризнице, что было бы в данных обстоятельствах более целесообразно. Преподобный мистер Джеффрис, серьезно страдавший от состояния ризницы, в конце концов, одержал верх, с триумфом доказав, что в последние пятнадцать месяцев в больницу не был помещен ни один пациент из Хонэма, и что, следовательно, больница не имеет права претендовать на средства этого года, тогда как сквозняка в ризнице достаточно, чтобы разрезать любого пастора пополам.

– Ну, хорошо, – сказал старый сквайр, – так и быть, я соглашаюсь на этот год, но только на этот год. Я являюсь старостой нашего прихода уже около полувека, и мы всегда передавали средства, собранные на празднике урожая, больнице. И хотя в нынешних исключительных обстоятельствах, возможно, есть смысл отклониться от этой традиции, я не могу и не стану соглашаться на такие вещи на постоянной основе. Поэтому я напишу секретарю, дабы разъяснить этот вопрос, и скажу ему, что в следующем году и в будущем средства будут направляться по их первоначальному назначению.

– Благие небеса! – произнес мистер Квест себе под нос. – И человек наверняка знает, что не пройдет и года, как его дом, по всей вероятности, пойдет с молотка! Интересно, это притворство или самообман? Вероятно, он прожил здесь так много лет, что не в состоянии осознать, что жить ему здесь недолго, и что это место будет принадлежать кому-то еще. Или же он просто делает хорошую мину при плохой игре. – С этими мыслями он обошел дом, чтобы посмотреть на состояние хозяйственных построек и в результате пришел к выводу, что ремонт некоторых из них будет, к сожалению, весьма дорогостоящим для их новых владельцев.

После этого он пересек ров и зашагал через несколько обширных плантаций позади дома, размышляя о том, нельзя ли пустить их часть на древесину, а средства от продажи потратить на приведение этого места в порядок. Вскоре он пришел к живой изгороди, где тянулся ряд вековых дубов, которые, как известно, сквайр очень любил, и по поводу которых сам Квест выразил прошлой зимой свое восхищение. Деревья исчезли. В живой изгороди, в окружении которой они когда-то росли, зияла череда дыр, похожих на челюсти щербатой старухи, а земля все еще была усеяна остатками коры, веток и связками хвороста.

– Не иначе как срублены этой весной! – воскликнул мистер Квест. – Бедный старик, должно быть, плохи его дела, коль он согласился расстаться с этими дубами!

Затем он повернулся и прошел назад к дому, как раз вовремя, чтобы встретить гостей Иды, прибывающих на партию тенниса. Сама Ида стояла на лужайке за домом, которая, ограниченная с одной стороны рвом, а с другой – рядом разрушенных арок, была одной из самых живописных в стране и служила весьма эффектным обрамлением для любой молодой леди.

По прибытии гостей вели через дом на лужайку, где их встречала сама Ида – в простом облегающем платье из синей фланели, выгодно подчеркивавшем очертания ее идеальной фигуры, и широкополой шляпке, затенявшей ее прекрасное, исполненное достоинства лицо.

Сев на скамейку под тенью арбутуса[6], мистер Квест принялся внимательно наблюдать за девушкой, и, верно, если у наблюдения за прекрасной английской леди из благороднейшего рода имеются свои прелести, то он не остался без награды. Есть женщины, – и многие из нас знают одну или двух таких, – которые рождены, чтобы занимать высокое положение и проплыть по миру, словно белая лебедь через стаю гусынь. Трудно сказать, чем обусловлен их особый шарм и достоинство. Это не только красота, ибо, хотя она и присутствует, многие из этих женщин не блещут ею, а некоторые откровенно некрасивы. Этого также не объяснить их природным благородством и тактом, хотя эти черты также могут присутствовать. Скорее, это следствие развитого ума, помноженного на чистый от природы и возвышенный темперамент, что выделяет этих дам среди остальных, причем таким образом, что отложив в сторону простое очарование красоты и естественное смягчение суждений от близости прекрасного пола, все мужчины вынуждены признать в них равный ум и натуру более благородную и утонченную, нежели их собственная.