Отступая на шаг от блондина в поло, девчонка поворачивается ко мне полубоком. И я застываю, не в силах вдохнуть.

Если спереди эта тряпка выглядела вульгарно, то сзади… черт, вряд ли можно считать сводную сестру одетой вообще! Ее кожа кажется идеально белой — молочной, без единого изъяна. Фигура безупречна, а волосы, ярко переливаясь, отражают свет. Боже, она красива до боли. И этот козел пялится на нее, даже не пытаясь этого скрыть!

Я облокачиваюсь на выступ в стене и пытаюсь отдышаться. Ощущение такое, будто у меня подкашиваются ноги. Серьезно. Мариана выглядит как дорогая фарфоровая куколка — изящная, хрупкая, и впервые мне не хочется сломать эту игрушку. Таких кукол ставят на пьедестал, с них сдувают пылинки, их берегут.

«Это не моя кукла. Мне на нее плевать!»

«Нет. Я очень хочу сделать ее своей…»

Эти мысли ударяют жаром в лицо, но я не отвожу взгляд.

Мне нужна власть над ней. Нужна ее покорность. Ее слезы. Я впервые за последние годы не чувствую себя пустым или мертвым, у меня снова появилась цель, я только ощутил вкус жизни. И желание причинить ей боль наполняет мою кровь острым адреналином.

Но, бросив на меня короткий взгляд, Мариана гордо вздергивает подбородок и удаляется куда-то с этим блондином. Она смеется, позволяя ему взять себя за руку. Ее глаза полны желания, и во мне закипает ярость.

— Вот ты где. — Закрывает собой вид новая знакомая.

Улыбаюсь про себя. Она очень кстати.

— Привет.

— Я — Вика, это мой дом, помнишь меня? — Хихикает.

Явно издевается.

— Что пьешь, Вика? — Заглядываю в ее бокал. Он пуст. — Хочу тебя угостить.

Губы сами расплываются в улыбке.

— Собираешься угостить меня моей же выпивкой и в моем же доме? — Льнет ко мне хозяйка вечеринки.

— Это делает меня менее заботливым к девушке, которая мне нравится?

Она хохочет. Толкает меня ладонью в грудь.

— Брось. Я видела, как ты следил за блондинкой — девушкой моего брата. Хочешь ее? — В ее словах слышится ревность, но, несмотря на это, Вика прижимается ко мне почти вплотную.

Я смотрю в ту сторону, куда скрылись Мариана и ее тщедушный ухажер.

— Эта блондинка — моя сестра. Она что, встречается с твоим братом?

Во взгляде Вики загорается облегчение.

— Ему бы хотелось. — Она пожимает плечами. — И Макс всегда добивается того, чего хочет. Так что, скорее да, чем нет.

Мои пальцы сжимаются в кулаки с такой силой, что кости начинают болезненно ныть. Кажется, меня жутко мутит от выпитого.

— Идем, — я выдергиваю из ее руки бокал, — нужно раздобыть еще выпивки.

Тащу хозяйку дома за собой, и парни понимающе расступаются, пропуская нас.

— Бар в той стороне! — Слышится ее голос.

Она еле поспевает за мной, запинается, едва не падает, но с трудом удерживается на ногах.

— Знаю. — Отзываюсь я.

* * *

— Что ты делаешь? — Поднимает на меня взгляд Вика.

— Ничего. — Проверив телефон, я убираю его обратно в карман. Всего лишь сообщение от Эмилии: она скучает и желает мне сдохнуть за то, что потратил лучшие годы ее жизни и свинтил из города. — Продолжай.

— Ты что, листаешь соцсети, пока я тебе отсасываю? — Возмущается девица, вытирая ладонью губы.

Она пытается подняться с колен, но я опускаю руку на ее плечо.

— Все нормально, детка, просто сообщение от бывшей. Послал ее подальше, и теперь ничто меня не отвлекает. Давай.

Притягиваю к паху ее голову, и Вика послушно берет в рот мой возбужденный член, перемазанный ее же помадой. Я вплетаю пальцы в ее светлые волосы — здесь, в темноте, они очень похожи на волосы Марианы. Если постараться, можно представить, что это она.

Я прикрываю веки, и эти мысли уносят меня на вершину блаженства.

Хотите на чистоту?

Парни не обзывают девушек шлюхами — это делают другие девушки. И виной тому их доступность. Я не заставлял эту богатенькую испорченную фифу опускаться передо мной на колени в беседке в саду. Она сама этого захотела. И никто не виноват, что ею так грубо используют, кроме нее самой. Хотя, уверен, возмущаться она не будет. Скорее, попросит добавки.

Звонкий стук каблучков выхватывает меня из забытья. Кто-то проходит по дорожке мимо, и я догадываюсь кто — не зря повел блондинку в ту сторону, куда удалились Мариана со своим спутником. Но на этот раз она одна — спотыкается, заметив нас в тени плюща, увившего вход в беседку.

Останавливается, придержав подол платья. Приглядывается, и ее глаза удивленно округляются.

Вика, ощутив чье-то присутствие, пытается отстраниться, но я не позволяю ей этого сделать: придерживаю за затылок. Слышно, как она давится, но меня не волнует ее самочувствие — я в этот момент наблюдаю за реакцией сестры на постыдную сцену и не могу понять, нравится мне это или нет.

В ужасе отшатнувшись, Мариана бросается прочь. А я, наконец, ослабляю хватку. Вика падает на землю, кашляя и матерясь.

— Ты в своем уме?! — Восклицает она, пытаясь подняться на ноги.

Я не удостаиваю ее ответом. Поправляю брюки, торопливо застегиваю ширинку и спешу в дом, оставив Вику одну.

— Эй, ты куда?! — Орет она.

— Потом. — Бросаю через плечо, имея в виду разговор, а не продолжение близости.

Я преодолеваю расстояние до дома в несколько секунд, вхожу и начинаю расталкивать гостей, пытаясь отыскать девчонку. Но ее нигде не видно. Сердце бьется так сильно, будто вот-вот остановится. Я и сам не знаю, зачем ее ищу, и что хочу сказать, но знаю одно — мне это нужно. И нужно сильнее, чем дышать, видеть или слышать.

В этот момент мне кажется, что если я ее не найду, то умру.

Мариана

— Я хочу попасть на спецкурс к Двинских, — признаюсь Максу. — Я наводила о нем справки, когда еще училась в школе.

Мы стоим в душном коридоре у выхода на веранду. На самом деле, здесь довольно просторно, но помещение каким-то невообразимым образом заполнилось одеждой, сумками, табачным дымом и парочками, которые забегают сюда каждые две минуты, чтобы проверить, нет ли укромного уголка, чтобы уединиться.

— Он — сильный преподаватель. — Кивает парень. — Слышал, нужно пройти отбор, чтобы попасть к нему на интенсив.

— Я готовилась. — Сообщаю гордо.

— Летом штудировала историю мировой литературы?

— Все восемь томов.

— Ужасно! — Восклицает он, как бы невзначай касаясь пальцами моего локтя. — В смысле, ужасно волнующе. Впервые встречаю девушку, которая с таким возбуждением говорит о литературе.