Они с братом были людьми приземленными. Рассматривая украшение известного мастера, Динара восхищалась не красотой, а стоимостью. Она была свято убеждена, что художниками становятся в надежде выручить однажды за картины такую сумму, чтобы можно было прожить на нее остаток жизни, закинув мольберт и кисточки на чердак. А жажда творчества и любовь к живописи – вранье для простаков, обертка, в которой товар лучше продается.

Но год назад они с мужем случайно попали в яхт-клуб. И когда их пригласили прокатиться на яхте, с Динарой что-то произошло. Она стояла на борту. Медленно отдалялся берег. Рядом мутило чью-то пьяную подружку, требовавшую вернуть ее на причал. Все было странно, нелепо, суматошно, но она вдруг сумела вычесть людей из этого плавного движения и осталась один на один с большим воздухом, которого стало так много, что Динара чуть не задохнулась. Она не могла объяснить, что с ней происходит. Вокруг по-прежнему был город, над грязной речной водой носились чайки, кого-то тошнило за борт. Но во всем этом идиотизме теперь был смысл.

– Мне нравится движение по воде.

– Чего? – изумился Тимур.

– Да не знаю я! Ладно, забудь.

Окончание встречи получилось скомканным. Тимур недоумевал, что нашло на сестру, Динара злилась на себя за глупую откровенность и за неумение облекать важное в слова.

Не будь она так взвинчена, по возвращении домой ей бы бросилось в глаза, что в ее комнате что-то изменилось. Тогда все сложилось бы иначе. Но Динара думала о яхте, которая стоит двадцать миллионов, и не заметила ни переложенных вещей, ни приоткрытой крышки ноутбука, стоявшего на ее столе.

– Я принесу вам диадему Турне через четыре дня, в пятницу. В понедельник утром мне нужно забрать у вас готовую копию.

– Исключено! За два дня не успеем!

– У меня не будет другого случая!

– Тогда придумайте что-нибудь другое!

– Нет, господин Верман, это вы придумайте, как вам справиться за выходные!

Динара перевела взгляд на Сему Дворкина. Тот молчал, задумчиво крутя в пальцах карандаш.

Они снова сидели в «Афродите», и воробьи за окном галдели как вчера, и Динара курила, стряхивая пепел за окно и не обращая внимания на негодующие взгляды Мони. Но на этот раз с ними не было ни Илюшина, ни Бабкина.

Илюшин относился к закону наплевательски. Сложись судьба иначе, он сам легко пополнил бы ряды мошенников, и Бабкин временами подозревал, что в прошлом его приятеля не все чисто. Закон, считал Макар, это всего лишь правила, с помощью которых одним людям удобно управлять другими. Ему было интересно, как станут развиваться события с Динарой Курчатовой, и он ни секунды не переживал из-за того, что выступает фактическим свидетелем кражи и сбыта краденого.

Но тут на сцену выходил Бабкин.

Поступь его была сурова. Верман, Дворкин и Динара Курчатова совершали преступление, и если первая «п» в этом слове не была написана с прописной, то лишь потому, что Сергей чурался пафоса. Он всю свою сознательную жизнь служил закону. Когда-то Бабкина из милиции переманили в службу безопасности крупного банка, и начальство держало его за ценного сотрудника. Сергей же от такой работы едва не спился. Ему необходим был некий высший смысл его деятельности. А Илюшин сам себе был высшим смыслом.

Как только в деле Гройса возникла Динара Курчатова, Бабкин сгреб напарника за шкирку и твердо сказал, что больше они в этом не участвуют. Если Верман и Дворкин хотят нарушать закон, это их дело. Но их с Макаром руки будут чисты.

Когда Динара поняла, что сегодня придется говорить только с ювелирами, она ощутила укол разочарования. Спустя секунду одернула себя: так намного проще. Эти двое сговорчивы. Похоже, их друг им действительно дорог.

Второй укол оказался сильнее первого. Но с совестью Динара пообещала себе разобраться потом. Когда все закончится.

Сема Дворкин смотрел на девушку, однако мысленно прикидывал, как будет копировать диадему. Моня прав, за двое суток не успеть… Но кто сказал, что двое суток отводится на полную работу?

– Можем попробовать, – решился он.

– Дворкин, вы соображаете, что говорите? Вы не справитесь, она не вернет диадему в срок, поднимется шум, нас всех возьмут за бейцы и повесят на просушку!

– Верман, вы опять суетитесь, – укорил Сема. – Кричать и бегать надо было раньше. Я знаю, этим вы успокаиваете себе нервы, но давайте вернемся к традиционным средствам. Алкоголь, вкусные таблеточки…

– Где вы видели пьющего еврея-ювелира?

– Кто-то должен быть первым.

– У нас есть все шансы стать первыми, кто сядет за кражу диадемы Турне!

– Спокойно, Верман. Дышите жабрами.

Динара не удержалась от смешка. Моня со своими выкаченными глазами и в самом деле был похож на толстую рыбину.

– А вы, между прочим, будете сидеть в соседней камере! – пригрозил Верман. – За похищение и шантаж.

– Для мужчин и женщин у нас раздельные тюрьмы.

– Вы не женщина, вы мор и чума на наши головы!

– Тише, тише! – призвал Дворкин. – Послушайте: сделать диадему за два дня действительно невозможно. Но если я изготовлю ее заранее…

Верман понял друга с полуслова, и глаза его загорелись.

– Болванку… – прошептал он. – По каталогу. А до ума ее довести, когда в руках будет настоящая.

– Тогда можем успеть, – кивнул Дворкин.

– За выходные? – уточнила Динара.

– За выходные.

Она щелчком отправила сигарету за окно, метко попав в чирикавшего на ветке воробья. Воробей от неожиданности крякнул и улетел.

– Так их, тварей, – мрачно подбодрил Верман. – Чего они радуются!

Девушка фыркнула.

– Ваш сарказм неуместен. Это была случайность. Случайность, говорю! – крикнула она в приоткрытую форточку двум старухам, которые возмущались безобразному поведению курящих жильцов.

– Я хотел бы внести предложение, – внезапно сказал Дворкин.

– Какое?

– Раз мы обо всем договорились, давайте так: вы отпускаете Мишу. А мы делаем для вас диадему.

– И продаем, – добавил Верман.

– И продаем, – согласился Сема. – Послушайте, Динара, нам с вами нет нужды играть в оскорбленную невинность. Мы заключаем не самую плохую сделку. Восемь процентов от продажи диадемы – это славная цена. Так давайте считать, что вы пришли к нам с деловым предложением, а мы его приняли. Гройс здесь больше ни при чем. Отпустите его. Пожалуйста.

Дворкин смотрел на нее умоляющими глазами. Под этим жалким и жалобным взглядом Динара пыталась отступить, но сзади был подоконник, за которым гневно орали старухи и грозили участковым. Она с треском захлопнула окно.

– Нет.

– Нет? – растерялся Дворкин.