Но с Ирмой все было не так.

Пару недель назад Михаил Степанович забрел в торговый центр на окраине города, и на выходе к нему пристал продавец. «Вечные цветы, – уговаривал он, – возьмите вечные цветы!»

Гройс заинтересовался и подошел к его прилавку.

Там под стеклянными колпаками стояли срезанные лилии и розы. Старик присмотрелся. Да, это были настоящие цветы, с теми неровностями листьев и лепестков, которые свойственны лишь живому. «Берите, не пожалеете! – сказал продавец. – Поливать не нужно, ставьте где угодно, хоть в туалете».

«Почему они не вянут?» – спросил Гройс.

Парень сказал, что они обработаны газом. «Вечно будут стоять!»

«Вечно – это сколько?» – усмехнулся старик.

«Лет пять», – признался продавец.

«Газом обработаны… – повторил Михаил Степанович. – Получается, они мертвые?»

Парень пожал плечами.

Гройс представил себе мумию цветка, живой труп, который будет стоять на его столе, законсервированный в стеклянной банке, и лишь через пять лет гниение милосердно съест его давно мертвые лепестки и тычинки. Резко развернулся и пошел прочь под затихающие выкрики продавца: где угодно! вечно! вечно!

Вот что она напоминала ему. Безжизненную розу, лишь притворяющуюся живой. Ее шипы по-прежнему были колки, но аромат давно исчез, уничтоженный газом, одновременно сохранившим иллюзию вечной жизни. В Ирме было что-то невыносимо страшное, то, чему он не мог найти слов, но смутно чувствовал, что ужас этот сродни отвращению при взгляде на мертвые бутоны.

– Она нормальная вообще? – удивленно спросил Бабкин, когда Динара Курчатова вышла из ювелирного салона.

Верман и Дворкин молчали, не глядя друг на друга.

– Вряд ли все это подстроил сам Гройс, – угадав их мысли, негромко сказал Илюшин. – Слишком странная затея. И громоздкая.

Дворкин кивнул:

– Если бы Миша решил нас кинуть, он бы сделал это несравнимо изящнее. – А главное, в чем его выгода? Ровно никакой.

Макар задумчиво побарабанил пальцами по столу.

– Серега, мы можем ее отследить?

– Можем.

– А толку? – заволновался Верман. – Гройса она спрятала явно не дома.

– А если дома?

– Тогда слежка тем более ничего не даст.

– Напишем заявление… – заикнулся было Дворкин, но поймал взгляд Вермана и замолчал.

– Теоретически можем установить, чем она владеет, и осмотреть эти места… – Сергей потянулся за бумагой и карандашом, набрасывая план действий. – Сейчас июнь, она может держать старика… допустим, в гараже. Тем более, если он отапливаемый.

– Или в другой квартире!

– В квартире опасно, он же будет подавать сигналы.

– Она сказала, что обколола его, – подал голос Дворкин.

– Сметливая деваха. Ничего не боится.

– За ним должен кто-то присматривать, – размышлял Бабкин. – Значит, или она приезжает туда сама, или там постоянно присутствует другой человек. Посвященный в ее план. Как ни крути, все ведет к слежке.

– Маячок на машину? – предложил Макар.

Бабкин почесал в затылке. Что-то беспокоило его, и наконец он сформулировал:

– Она все время на шаг впереди.

Дворкин поднял голову. Верман и так не сводил с него глаз, словно надеясь, что Сергей вот-вот придумает способ вернуть им пропавшего друга.

– Поясни, – попросил Илюшин.

– Смотрите: сначала она заподозрила, что Гройс жулик. И не сбежала, как поступили бы на ее месте девяносто девять женщин из ста. А выследила его. Затем она пошла еще дальше – разузнала, с кем он встречался, и сделала совершенно верный вывод. А после этого она сообразила, как можно использовать двух ювелиров-мошенников, и придумала, чем их шантажировать. Еще и осуществила похищение! Быстро, ловко, красиво.

– Перестаньте так откровенно восхищаться этой стервой! – буркнул Верман. – Или я вас прокляну. Мне известно старое действенное проклятие: чтобы ваши ноги служили вам только для ревматизма!

– Она умна. Хорошо все просчитывает. Предсказывает наши поступки. И вы хотите сказать, такая женщина спрячет Гройса в гараже и не догадается, что мы станем следить за ней?

– Или наоборот, – возразил Илюшин. – Такая женщина додумается до того, что мы сочтем ее слишком умной для подобного поступка и сделает именно так, зная, что мы не станем тратить времени на поиски и слежку.

Бабкин, Верман и Дворкин уставились на него.

– Я слишком глуп для таких раскладов, – пробормотал Моня, – как сказал жених моей тети Фиры, когда понял, что его ведут к загсу.

– Верман, если вы еще раз упомянете вашу тетю Фиру, я позвоню этой святой женщине и сообщу, что вы попусту треплете ее честное имя! – пригрозил Дворкин. – Не мне вам объяснять, что способна сделать еврейская тетя с племянником, особенно если это любимая сволочь в семье.

Верман понурился.

– Вы действительно можете продать диадему? – спросил Сергей.

Дворкин утвердительно кивнул.

– И даже можем сделать это быстро.

– Я не понимаю одного, – подал голос Верман. – Если диадема хранится в банке, как эта бешеная собирается ее оттуда украсть? Это же банк, а не коробок с золотыми зубами, которые хранила…

Он прикусил язык.

– …ваша тетя Фира, – обреченно закончил Дворкин.

Динара вошла в кафе и сразу увидела Тимура. Сидит и смеется, глядя в телефон, беззаботный как скворец.

– Ты мне что-нибудь заказал?

– Брокколи. Гадость твою вареную.

Он поднялся и крепко прижал ее к себе, не переставая посмеиваться.

– Если я не буду есть гадость, меня разнесет, – сказала Динара, думая о своем. У ювелиров оказалось двое гостей, ей пришлось на ходу менять стратегию разговора и подтягивать в арьергард дополнительные силы, потому что одна женщина против четырех мужчин – это нехороший расклад, как все знают на примере леди Винтер. С двумя пожилыми евреями Динара была бы нежна и обольстительна. Однако Верман привлек ударный отряд и не оставил ей выбора. Пришлось бить залпами из всех орудий.

Но не в Вермане дело. Из головы не выходил парень, которого ювелиры называли глупым именем Макар. Сероглазый, взъерошенный, с четкой линией насмешливо изогнутых губ. Очень быстро стало ясно, что он умен и хладнокровен. Достойный противник, если бы Динара искала боя. Но ей не требовался бой, она ждала капитуляции.

Этот сероглазый тип с обманчиво юным лицом был опасен.

– Как у тебя все прошло?

– Отлично. – Она усилием воли отогнала воспоминание о его ухмылке. – А вот и брокколи!