Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А я боюсь! – Граф прихлопнул обеими ладонями по подлокотникам кресла. – За тебя боюсь. За дочерей. За невинных людей, которые могут ненароком оказаться рядом, когда убийцы нанесут удар. За себя, наконец! Что станет с графством, если меня зашибут случайно за компанию с тобой?
Эвин дернул ртом, невольно оглянулся по сторонам, точно подозревая, что злодеи прямо сейчас могут таиться где-то рядом.
– И что же делать? – спросил он.
– Я знаю, что делать, – уверенно сказал сэр Альва. – Ты публично объявишь о том, что не намерен претендовать на престол Утренней Звезды в день своего совершеннолетия. И пусть Белое Пламя гарантирует искренность твоих слов.
– Это… – юноша поморщился. – Это похоже на капитуляцию…
– Мне плевать, на что это похоже, – ровно произнес Альва. – Я несу ответственность за своих близких, за тебя в том числе, поэтому изволь поступать так, как я сказал.
Юноша тяжело вздохнул.
– Хорошо, – проговорил он. – Я согласен.
– Вот и ладно, – пристукнул граф в сухие твердые ладони. Он пошевелился, чтобы подняться, но… не поднялся, остался сидеть. Потому что Эвин вдруг протянул к нему руку:
– Дядюшка!
– Что такое?
Эвин помедлил еще немного, прислушиваясь к себе.
– Кажется, я не смогу, – сказал он.
– Это еще почему? – изумился Альва. – Ты ведь сам только что обещал мне отказаться от престола! Эвин, мальчик мой, что с тобой происходит?
– Я обещал, да. И я выполню свое обещание, можешь не сомневаться. Но Белому Пламени нельзя солгать. Я готов сделать так, как ты хочешь… так, как надо, как будет лучше для всех, но в глубине души я все равно чувствую, что я… прав. Я понимаю, как важно то, чем занимаются Полуночные Егеря, но я… не могу гордиться тем, что я Егерь. Быть может, потому что дело истребления Темных тварей дается мне много легче, чем остальным… Мне не место среди Полуночных Егерей – ведь только тогда ты на своем месте, если гордишься тем, что делаешь. Я поступлю так, как ты хочешь, дядюшка, но я чувствую, что этим я обману себя. А значит, обману и Белое Пламя. Я чувствую, что Утренняя Звезда должна принадлежать мне и что мое время пришло. И никак не могу от этого избавиться. Если я произнесу формулу, Белое Пламя испепелит меня.
– О, Сестры-помощницы!.. – выдохнул Альва.
Эвин удрученно молчал.
Сэр Альва Сторм снова поднялся. Заложив руки за спину, коротко прошелся туда-сюда. Развернулся к племяннику.
– Тогда остается только одно, – сухо вымолвил граф. – Ты должен скрыться до дня своего совершеннолетия. Спрятаться так, чтобы никто тебя найти не смог…
– Спрятаться?!
– И это не обсуждается, – отрезал Альва. – Ты знаешь какое-нибудь укромное место в пределах графства?
– В пределах графства сколько угодно укромных мест, – уныло ответил юноша. – Я исколесил его вдоль и поперек.
– Выбери поукромнее. Ну?..
– Скажем… – Эвин на мгновение задумался. – Вороний утес. Это достаточно далеко, и людей там никогда не бывает.
– Вороний утес? Хорошо. Также разумно будет взять с собой спутника. Но такого, кому ты доверял бы безоговорочно. Есть у тебя такой человек?
– Командор Крэйг, – не раздумывая ответил Эвин.
– Отличный выбор, – одобрил сэр Альва. – Я дам ему знать, чтобы он был наготове.
Он поднялся, отпахнув полы плаща, упер руки в бока, нахмурился, видно, размышляя о том, чем еще помочь племяннику в этом мероприятии.
– Уйдете из замка ночью, – проговорил он. – После третьей стражи, не раньше. И до сумерек лучше не покидать своей комнаты. И будь начеку: амулет, разрешающий войти в графские покои, не так-то сложно раздобыть – это, кстати, одна из причин, по которой тебе нежелательно оставаться в замке. Ты ведь доверял этому Гагу?
– Как и любому из братьев-Егерей, – вздохнул Эвин. – Как самому себе…
– Вот видишь… Так, что еще? Охрану… охрану у твоей комнаты, пожалуй, лучше не выставлять. Ни к чему давать знать злоумышленникам, что мы обеспокоены твоей безопасностью. А вот у входов в графские покои я караулы удвою, пусть проверяют каждого, кто сюда направляется – это вполне нормально накануне праздника. Ну что ж… – сэр Альва приобнял племянника за плечи, серьезно покивал ему. – Встретимся завтра на торжественной церемонии. Обещай же мне, мальчик мой, это!
– Обещаю, – сказал юноша.
– Ты всегда выполняешь свои обещания, – удовлетворенно кивнул граф, хлопнул еще раз Эвина по плечу и вышел.
Оставшись в одиночестве, юноша проделал два шатких шага к кровати и опустился на нее. Шагов графа и его стражей уже не было слышно. Тихо было в комнате, тихо было в коридоре, тихо было в замке Утренняя Звезда. И почему-то показалась юноше эта тишина не обычной, а напряженной, что-то предвещающей – так смолкают птицы и звери перед грозовым ливнем, так затихают деревья и трава.
И снова воспоминания о жизни в Красном лесу нахлынули на него.
Эвин сидел под деревом, натягивал новую тетиву взамен истрепавшейся старой, когда услышал это. С недалекой опушки доносились голоса. Три голоса: два мужских – грубых, сладострастно взлаивающих. И женский, отчаянный, надтреснуто-безнадежный. Похоже было, что трое на опушке жестоко бранились, а то и дрались… Эвин услышал эту перебранку издалека. Уж очень она резко дисгармонировала с обычными лесными ладными перепевами, которые он приноровился понимать так же ясно, как людскую речь.
Уже второй год Эвин жил в лесу с Дедушкой. Он не просто сдружился со стариком, он практически сроднился с ним. И, конечно, многому от него научился. Несмотря на малый возраст (ему шел уже девятый год), он мог сутками бродить один по Дедушкиному лесу, ничего не боясь и ни в чем не испытывая неудобств.
А старик все реже и реже составлял ему компанию. Какая-то хворь точила Дедушку последние полгода: он почти ничего не ел, только пил воду, мало и неохотно говорил… А то вдруг случались с ним странные припадки: он вдруг застывал на одном месте, раскинув руки ладонями вверх, подняв застывшие глаза к небу – и стоял так сутки, а то и больше. Неподвижный и безмолвный, он очень походил на сухое древнее дерево с двумя сохранившимися ветвями, и на голову ему, в косматую неизменную шапку, садились птицы, как в гнездо.
В общем, скверное что-то творилось со стариком. Эвин, конечно, спрашивал: что, мол, такое? Как называется эта болезнь? Какое лекарство от нее есть?
– Какое лекарство может быть от старости? – пожимал плечами отошедший от очередного припадка Дедушка. – Разве что только смерть…
– А ты… очень старый? – спрашивал Эвин, пытаясь детским своим умом постигнуть истинный смысл этих далеких слов «старость», «смерть».
– Очень.
– Сколько тебе лет, сто?