***

Как только дарэйли скрылся (наверняка оттянув на себя часть лучников, не оставит же его Сферикал без наблюдения), иерарх Врон приказал:

– Проследи за ним, Граднир!

Чудище поднялось. Что ж, этого я и ждал. Надеюсь, мой торжествующий оскал получился достаточно зверским, когда я поинтересовался:

– Ты так быстро стал клятвопреступником, жрец Врон? Останови своего дарэйли.

Вскинув руку и щелчком пальцев заставив "киску" замереть, иерарх осклабился, тоже показав зубы:

– О недопустимости слежки за Ринхортом ничего не сказано в нашем договоре.

– Зато было требование оставить его в покое отныне и навсегда, а слежка – посягательство на тайну личной жизни.

– Я так не думаю, ваше высочество, но Сферикал устранит наши разногласия.

– Я сам устраню наши разногласия. Считаю, что ты нарушил договор, жрец, и он потерял силу.

Со стороны могло показаться, что произнести заклинание разрыва духовных уз легко и просто. Может, кому-то и легко. Но на этот раз все было по-другому, чем на кладбище, когда мне (или нам со стариком паттером?) удалось устранить жреца и освободить Ринхорта. Тогда получилось стихийно, на волне ярости.

Сейчас я должен был сохранять безразличие на лице, не пошевелившись, а после трех предыдущих безуспешных попыток не было уверенности, что из этого что-то выйдет. От меня потребовались все силы, которые я во время разговора концентрировал так, чтобы ни искры не вырвалось наружу, ни мысли не просочилось.

Подняв знак жреца над головой, я выкрикнул:

– Dhara Einne el’lenear, vuar’ra Aardenner!

На этот раз я знал, чувствовал: получится!

Глаза иерарха опасно сузились, но он не успел ничего предпринять. Жреческий диск раскалился в моих руках, вспыхнул и разлетелся брызгами. Получилось!

Врон яростно вскрикнул, прыгнул ко мне. Но между нами мелькнула полосатая молния, и наземь повалилось окровавленное тело иерарха с развороченной грудной клеткой и выпадающими кишками. Зверюга, рыча, продолжала терзать своего бывшего хозяина, ошметки плоти летели во все стороны. В лесу раздались дикие крики боли, визг и вой. Из кустов выметнулись еще три чудовища и накинулись на останки Врона.

Я закрыл лицо ладонями, опускаясь на бревна. Меня тошнило от слабости и вообще.

– Хватит, – давясь спазмами, глухо прошептал я. – Остановитесь, вы же не людоеды. Прекратите.

Полное ненависти рычание стихло.

Подняв глаза, я обнаружил четверых перепачканных кровью и все же потрясающе красивых дарэйли – двух мужчин и двух женщин, стоявших передо мной, угрюмо отводя взгляды. Друг на друга они тоже старались не смотреть. Один из мужчин показался мне знакомым.

– Где остальные дарэйли вашего жреца? – спросил я, вспомнив, что активными были пять из девяти камней на жреческом знаке.

Мне ответила невысокая девушка в серебристо-черном обтягивающем одеянии, сидевшем на ней, как вторая кожа, и не скрывавшем ни единого изгиба стройной фигуры. Черные волосы, заплетенные в множество косичек, спускались до ягодиц. Было в ней что-то змеиное – в скользящих движениях, в непроницаемом пристальном взгляде черных глаз без зрачков.

– Четверых он давно утратил, пятая передана другому жрецу и осталась в войске князя Доранта Энеарелли.

– Что связывает князя с Гончарами?

Губы девушки скривились:

– То же, что связывает одного жреца Эйне с другими.

Это была очень плохая новость.

У судьбы страшные шутки. Когда-то я убил того, кого люди считали моим отцом – императора Ионта. Что бы ни вошло в меня в ту ночь, это неважно: мои руки держали тот нож. Когда-то я поклялся в Лабиринте, что ни один встретившийся мне на пути убийца со жреческим знаком на груди не останется безнаказанным за то, что они сотворили с нами, со мной, матерью и братом. И теперь оказывается, что я должен убить и деда, если встречу его. За то, что он – худшее из чудовищ, Гончар.

Вспомнив, что иерарх притащил с собой и людей, я спросил:

– Что с лучниками?

Она облизнула губы розовым раздвоенным язычком.

– Разбежались. Мы их не тронули, принц.

Что-то слабо верилось, но проверять ее слова не было времени.

– Давайте сразу договоримся: я не принц, не надо так меня называть.

– Но почему? – удивилась она.

Я вздохнул и отделался самым убойным с моей точки зрения аргументом:

– У меня от этого сильно портится настроение. Зовите меня Райтегор, а лучше – просто Райтэ.

– Как скажешь, Райтэ, – поклонились все четверо. Их благодарственные излияния я пресек, невежливо отмахнувшись. И без них тошно.

За поворотом тропы послышался топот бегущих ног и лязг железа. Ринхорт возвращался. Так и думал, что он околачивается где-нибудь поблизости.

Лицо одного из двоих мужчин – высоченного и мускулистого, со смуглой кожей, огненными волосами и рыжими глазами, прочерченными вертикальным зрачком – внезапно исказилось злой гримасой. Он  подобрался, как перед прыжком, и я узнал его. Вот зверюга!

– Граднир! – окликнул я. – Там мой друг. Что ты имеешь против него?

Тигрище в человеческом облике оскалился:

– Он убил нашу подругу. И не по воле жреца, а по своей. Пусть ответит.

– Он защищал наши жизни.

– Вашим жизням ничего не угрожало! – огрызнулся дарэйли. – Нам приказали пленить вас, но не убивать.

– Только нас забыли предупредить! – зычно крикнул Ринхорт, выныривая из-за поворота в сопровождении внушительного железного эскорта. И зачем он его таскает? Бросил бы, что ли. Глянув на меня, рыцарь движением брови развеял тащившуюся за ним тучу и слегка поклонился в сторону рыжеглазого: – Ты хочешь драться, дарэйли? Я готов!

Я поднял руку с раскрытой ладонью.

– Стойте. Ринхорт убил, защищая меня. Мне и отвечать, – я повернулся к мстительной "киске". – На чем будем сражаться, Граднир?

– Я привык драться голыми руками, Райтэ, – дарэйли демонстративно напряг внушительные бицепсы. – Но с тобой я не буду сражаться. Ты освободил нас. И не твоя рука забрала жизнь, а его.

Вот хищный дуболом! Я начал потихоньку закипать:

– А тебе не кажется, мститель, что если бы твоей подруге удалось пленить меня, то вы до сих пор были бы рабами Врона? И остались бы ими до конца жизни.

Хищник в человеческом теле одарил меня мрачным взглядом.

– Ты мне нравишься, принц, который не принц, – криво усмехнулся он, обнажив длинноватый для человека клык. – Прими меня в свой прайд.

Я растерялся. Какой еще прайд? Покосился на Ринхорта, стоявшего с вроде бы окаменевшим лицом, но уголок его тонких губ еле заметно дергался.