Родители Катерины Сергеевны действительно мечтали сделать ее настоящей танцовщицей, но она оказалась девочкой без честолюбия. Лет пять она стояла у станка, махала тонкой крепкой ножкой, разучивала фуэте и батманы, а потом в один прекрасный день без всякого сожаления и без всякой причины бросила.

Нелли смешно семенила, Аркашка неуклюже топтал снег, а Катерина Сергеевна толкала друзей, заставляя их приседать и двигаться под музыку. У Аркашки были лакированные пижонские ботинки темно-вишневого цвета — под машину, у Нелли — модный вариант унт. Угги. Нелли всегда была мерзлячкой.

Катерине Сергеевне, глядя на ноги своих друзей, становилось все смешнее и смешнее, она тоже стала выкидывать какие-то невероятные коленца, запнулась и повалилась спиной в сугроб, увлекая за собой остальных танцоров.

— Закопаем Аркашку в снег!

Тихонько повизгивая, Нелли вместе с Катериной Сергеевной принялись забрасывать его рассыпчатым нежным снегом, а он, едва шевеля руками, продолжал хохотать — до изнеможения, до икоты…

В это время хлопнула дверь, и из подъезда вышел Протасов.

— Стойте, стойте! — крикнула Катерина Сергеевна, бросая последнюю пригоршню Аркашке на лицо. — За мной муж пришел!

Нелли мигом остановилась и с немым изумлением уставилась на Протасова. Кажется, она видела его в первый раз.

— Красавец, да? — хвастливо сказала Катерина Сергеевна. — Не всем такой красавец может достаться. Он необыкновенный. Он похож на врубелевского Демона. Ну на того, на задумчивого, с вывернутыми руками… на фоне гор, что ли. Э, да вы совсем историю живописи не знаете!

Аркашка сел, вытирая кашне мокрое лицо.

— Красавец, — повторил он тоже с изумлением, глядя на Катерину Сергеевну. Хотя с Протасовым здоровался чуть ли не каждый день, во дворе.

В лифте Катерина Сергеевна чуть не заснула, положив голову на плечо своего мужа. Но потом пришли гости. Шампанское, салат оливье, торжественный вынос плова в настоящем восточном казане, поздравления Президента… Часу в четвертом в дверь кто-то позвонил, но Катерина Сергеевна проигнорировала. Она плясала для гостей фламенко, повязавшись бахромчатой шелковой скатертью и воткнув в прическу гвоздику. Маринист Полетов, лысый пятидесятилетний мужчина, ползал перед ней на коленях и пытался по-цыгански трясти грудью.

— Кто приходил? — спросила она потом у Протасова, задыхающаяся, румяная и совершенно ошалевшая от танцев и шампанского.

— Да этот твой, из соседнего подъезда. Хотел плов попробовать.

— Ну и?

— Да он лыка не вязал. За ним его мамаша тут же прискакала, забрала обратно.

— Какой пассаж…

Под утро вся компания высыпала на улицу. Запускали фейерверки, стреляли петардами. Катерина Сергеевна кидала в Протасова снежки и опять хохотала, хохотала во все горло. Один из снежков попал почему-то не в Протасова, а в чью-то высокую, худую фигуру.

— Утюгова, душенька, с наступившим уже!

Нелли выглядела мрачно и загадочно. В руках она держала бутылку шампанского, к которой время от времени прикладывалась. В лунном ярком свете она вдруг показалась Катерине Сергеевне невероятно красивой, какой и должна была стать уже давно. По подбородку Нелли, прямо на пальто, стекали ручейки шампанского. Катерина Сергеевна затормошила подругу, закружила — Нелли не отозвалась. Она была мертвецки пьяна.

— Я загадала одно желание, — наконец произнесла Нелли своим дребезжащим, кукольным голоском. — Но оно опять не сбудется, я знаю.

В первых числах сентября Илья Антонович был вынужден встретиться с сестрой своей покойной жены. Бывшей первой жены.

Илья Антонович являл собой редкий в нынешнее время тип мужчины — его честность и щепетильность доходили до фанатизма — недаром его новая половинка, блондинка Анжела, частенько, с придыханием и полуприкрыв глаза, называла свежеиспеченного супруга — «мой рыцарь».

Илья Антонович не лгал, не лжесвидетельствовал, не давал пустых обещаний и, прежде чем начать новые отношения, обязательно заканчивал со старыми. Так было и в случае с первой женой, Катей.

Илья Антонович прожил с ней двадцать счастливых лет. Жили спокойно, без ссор и скандалов, Катя всегда слушалась мужа и без его одобрения никогда и ничего не предпринимала.

Детей они так и не завели — сначала слишком молодыми были, потом кризис в стране случился (до детей ли, самим бы выжить!), потом уже и лень — вроде привыкли к своему свободному существованию.

А потом Илья Антонович встретил Анжелу. И, как честный человек, с женой развелся, справедливо поделил имущество с бывшей супругой, ну а с Анжелой благородно оформил отношения в ЗАГСе.

Словом, никого мужчина не обманывал, все чин-чином, по-людски. И кто виноват, что Катя после их развода заболела и сгорела за каких-то пару месяцев? Никто. Просто судьба. Да это с любой сорокалетней женщиной может случиться!

…Ранний вечер дарил тепло, почти летнее. Солнце, небо, щебетание птиц. Легкий ветер гулял в золотых, еще густых кронах и бездумно бросал листья на светлый асфальт. Илья Антонович припарковал свое авто в переулочке, вышел. И вдохнул глубоко, с наслаждением. Благодать.

Несмотря на скорбную миссию и все события прошедших месяцев (когда Катя умирала), Илья Антонович ощущал сейчас небывалый подъем и счастье, ведь дома его ожидала молодая жена…

В одном из тихих двориков за Бульварным кольцом его встретила Нина Петровна. Илья Антонович дружелюбно улыбнулся бывшей родственнице и осторожно передал ей коробку из картона. В коробке хранился кузнецовский кофейный сервиз, после раздела имущества случайно попавший к нему. Сервиз принадлежал семейству покойной жены, а значит, прав на него Илья Антонович не имел. И он честно решил его передать настоящей наследнице.

— Спасибо, — церемонно поблагодарила Нина Петровна, явно стараясь скрыть свое удовольствие. — Я даже не надеялась… У меня для тебя тоже кое-что есть.

Она была всего на десять лет старше покойной Кати и очень похожа на нее, но седых волос было уже больше, чем своих собственных, черно-смоляных, и морщин очень много, и тусклый взгляд. Илье Антоновичу она показалась совсем старушкой.

Подул ветер, бросил в лицо желтые листья. Нина Петровна поморщилась, отряхнула волосы и вытащила из кармана свободной рукой конверт.

— Это от Кати, — сказала она. И помолчав, добавила: — Я забыла передать… тогда.

— Ого! — удивился Илья Антонович. Конверт показался ему очень толстым.

— Катя писала в последний месяц. Все сомневалась, отдавать тебе или нет. И я сомневалась. Но после того… — Нина Петровна бросила взгляд на коробку, — …решилась-таки.

Катя умирала без мужа, Илья Антонович присутствовал только на похоронах — и каким-то скомканным, неприятным было то последнее прощание. Вроде и не виноват, а сердце сжимается. И Нина смотрела тогда косо, словно хотела обвинить бывшего зятя — ты, дескать, Катю уморил своим уходом…