Другими словами, Америка, которая всегда служила источником вдохновения для архитектора, оказалась не готова к идеям Ле Корбюзье.

* * *

Хотя и медленно, но неприятие идеи муниципального жилья слабело. Впервые правительство построило такое жилье для рабочих военных заводов в конце Первой мировой войны. Во время Великой депрессии президент Франклин Рузвельт в 1937 году издал акт о муниципальном жилье, согласно которому города должны были финансировать расчистку трущоб и переселять их обитателей в более пристойные условия. Эта программа в большей степени была связана с занятостью населения, а не с жильем, и влияние она оказала довольно скромное. Осуществлялась она в крупных городах, вроде Нью-Йорка, власти которых действительно хотели снести трущобы и заменить их новыми домами – впрочем, по-прежнему малоэтажными, кирпичными и небольшими42. Когда появилось федеральное финансирование, расчистка трущоб стала более привлекательной для крупного бизнеса. Предвестником новых веяний стал Майами, где лидеры белой и черной общин совместно разработали план сноса 138 гектаров Цветного города (позже получившего название Овертаун), расположенного к северо-западу от центра города. В этом районе жила большая часть 25-тысячного чернокожего населения Майами. Обитателей трущоб переселили на 8—10 километров в сторону, на окраину города, где был осуществлен проект Либерти-сквер из 243 домов. Это было первое муниципальное жилье, построенное для чернокожих. Для белых собственников жилья это была уступка: американские налогоплательщики согласились заплатить, чтобы удалить нежелательное население из центра города. Это способствовало повышению стоимости недвижимости и открывало возможность для более перспективной застройки центра. Для чернокожего населения Америки это событие ознаменовало начало десятилетий массового выселения из центров на окраины и в пригороды. Казалось, что покоренное индейское племя уходит из своих домов в резервации.

Во всех городах Америки уверенность в неизбежном доминировании центральных деловых кварталов начала вытеснять тревожность по поводу расширения пригородов. Люди стали меньше приезжать в центр. В пригородах появились коммерческие центры, где можно было сделать покупки, воспользоваться услугами банков и посмотреть кино. Стоимость недвижимости в центре города и уровень розничных продаж в центре стали снижаться, освобождающиеся площади росли. Владельцы коммерческой недвижимости оказывались в окружении жилых кварталов, заселенных бедными темнокожими людьми, а вовсе не своими потребителями. Подобное соседство потенциальных потребителей не могло не тревожить. Нужно было как-то привлечь белое население, в особенности белых женщин, из пригородов в центр. А для этого им нужно было предложить нечто похожее на пригороды, но со всеми преимуществами близости к центру. И башни Ле Корбюзье, расположенные в парках, оказались идеальным решением: суперкварталы, вырезанные из уличной решетки, стали безопасными зелеными оазисами, отделенными от городских улиц и их обитателей, да еще и до всего интересного в центре можно было дойти пешком.

И капиталисты постепенно (по крайней мере, в центре) стали интересоваться идеями Ле Корбюзье. Высокие бетонные дома-пластины уже широко использовались в промышленном и коммерческом строительстве, а теперь начали проникать в строительство жилищное, даже в частном секторе43. Три Y-образных жилых башни с традиционной отделкой были построены в Олден-парк на окраине Джерментана в Пенсильвании в 1925–1928 годах. По заказу нью-йоркской жилищной комиссии уроженец Швейцарии Уильям Леказ и его помощник Альберт Фрей (еще один швейцарец, работавший в ателье Ле Корбюзье в Париже) подготовили проекты архитектора муниципального жилья в начале 30-х годов. Леказ построил дома Вильямсбурга в Бруклине (1934–1937) – двадцать кирпичных башен были построены в международном стиле. Через 4 года нью-йоркская комиссия завершила строительство домов на Ист-Ривер в Гарлеме: 6-, 10– и 11-этажные дома были объединены в суперкварталы. Это был первый проект башен в парке в Нью-Йорке, но далеко не последний.

Европейские архитекторы стали первыми «импортерами» модернизма. В 1928 году австриец Ричард Нойтра, перебравшийся в Лос-Анджелес, продемонстрировал свой проект – своеобразный Лучезарный город на стероидах. Ряды одинаковых домов-пластин уходили к горизонту. Это было сделано за 9 лет до того, как модернисты Баухауса Людвиг Мис ван дер Роэ, Вальтер Гропиус и Марсель Брейер прибыли в Америку с благой вестью. Провозглашенные Конгрессом современной архитектуры принципы функциональной сегрегации, поддержанные растущим и все более влиятельным сообществом европейских архитекторов, работавших во всем мире, постепенно приобретали популярность у градостроителей. Авторитет Гропиуса, Алвара Аалто и Жузепа Льюиса Серта был достаточно велик. К концу 30-х годов машинная эстетика захватила всеобщее воображение. Всемирную выставку 1939 года в Нью-Йорке посетили 44 миллиона человек. Выставка была посвящена «завтрашнему миру». Промышленный дизайнер Норман Бел Геддес продемонстрировал свою Футураму: 36 000 квадратных футов тщательно спланированной Утопии, профинансированной компанией General Motors. Автоматизированные скоростные трассы соединяли буколические сельские ландшафты с пригородами и чисто корбюзьевским «городом будущего» с небоскребами в парках, скоростными трассами на эстакадах и высокими пешеходными тротуарами. «Жилая, коммерческая и промышленная зоны были разделены для повышения эффективности и большего удобства», – говорилось в рекламном фильме проекта. Такой «мир чудес» должен был стать «американским образом жизни»44.

Проект захватывал воображение. Проблема состояла в его стоимости. В фильме предлагалось заменить «устаревшие коммерческие зоны и нежелательные кварталы трущоб» чем-то новым, но этот проект стоил очень дорого. Трущобы приносили неплохой доход, владельцы подобной недвижимости рассчитывали дорого продать свою собственность расширяющимся центральным деловым кварталам. Подобные запросы были не по плечу частным застройщикам, даже если бы им и удалось собрать достаточно расположенных по соседству участков, чтобы построить суперквартал. На периферии городов было достаточно дешевой земли, и никому не хотелось строить в центре. Решение было очевидным: правительству следовало выкупить землю по завышенной рыночной цене и продать ее частным застройщикам со скидкой, достаточной для того, чтобы строительство принесло прибыль. Экономика не поддерживала строительство жилья для бедных. Субсидии редко доходили до самых ужасных городских трущоб, которые чаще всего находились вдали от центра. Порой застройщики нацеливались на кварталы, которые вообще не были трущобами. Это привело бы к переселению тысяч и даже десятков тысяч рабочих и городской бедноты для строительства жилья для среднего и высшего класса на миллиарды федеральных субсидий. И все это должно было делаться для того, чтобы повысить стоимость недвижимости в деловых центрах городов.

Идея была замечательной, но продать ее было нелегко. Сторонники ее изобрели новую концепцию – они обратили внимание на районы, которые не считались (или пока не считались) трущобами, на кварталы со старыми, ветхими домами. Впрочем, это условие было необязательным. Застройщикам подходили кварталы, где стоимость недвижимости снижалась, оставалась на постоянном уровне или даже повышалась, но медленнее, чем в других районах. Один градостроитель из Филадельфии сформулировал требования к району так: «квартал, который не таков, каким должен быть»45. Но все большее количество американцев считали подобные кварталы опасными. Они потенциально могли превратиться в трущобы и, следовательно, стать угрозой для общественной морали, здоровья и даже для самого существования города. Эти кварталы стали называть «общественным раком», «инфекцией». Зараженную часть города следовало отсечь «хирургическим скальпелем», пока зараза не распространилась. Судья из Филадельфии заявлял: «Если города хотят жить, им следует избавиться от подобных районов, поскольку метастазы этого рака могут просто уничтожить их»46. Кроме того, подобные районы представляли угрозу для фискальной цельности: они потребляли услуг больше, чем платили налогов, причем, по мнению некоторых специалистов, в три-пять раз. Заменив потенциальные трущобы жильем для богатых граждан, город мог бы собрать налоги на недвижимость, которые без подобных действий оседали в пригородах.