– А что в доме происходит? – уточнил Эндрю.

Повар вздохнул, поджал губы и ничего не ответил.

– Как и писалось в досье Савелия Сергеевича, картина примерно 70 на 50 сантиметров, доска, – закончил Зине свой доклад Эндрю. Он был очень доволен собой, что смог хоть что-то узнать. Видимо, сегодня днем Мотя, немного пристыдив, всех замотивировала на действия.

Сейчас Зина лежала на раскладушке в своей комнате для швабр и пыталась синхронизировать информацию, в животе урчало. Пока она с лестницы подсматривала происходящее в зале, пропустила ужин. Но даже голод не заставил прекратить просмотр действа. День рождения Марго плавно и незаметно сменился на бенефис Эммы. Она пела, шутила, ей хлопали и ею восхищались, пока пьяная Марго плакала в обнимку с Мотей на террасе. Самым преданным её поклонником был Виктор, он очарованно любовался Эммой. Константин, видимо, немного перепив, пытался играть в четыре руки с ней, пока его не увела Луиза, а Тимур с Василисой танцевали под её романсы.

Как и говорила Элеонора Борисовна, позже кухня была закрыта, и бедная Зинка осталась без ужина, не получив даже обеда. Единственное, что Зинка держала сегодня во рту, это был невкусный сэндвич на завтрак в самолёте. Чувство голода отвлекало и очень мешало думать.

Вдруг урчание в животе заглушили шаги, приближающиеся к каморке, они были очень осторожные, словно кто-то хотел остаться инкогнито. Вспомнив, что Элеонора Борисовна скомандовала спать, Зинка из страха новых репрессий быстро выключила маленькую настольную лампу, что дал ей официант Аркаша. При заселении оказалось, что свет в каморке был сломан давно и, видимо, капитально. Чинить его не пробовали, днём хватало освещения, которое давало яркое приморское солнце в узкое окно цокольного этажа, а ночью сюда никто и не ходил. Дверь медленно открылась и, скрипнув, быстро закрылась, не дав рассмотреть фигуру вошедшего. Луна как могла помогала Зинке, заглядывая в узкое окно под потолком, но всё равно не удавалось разглядеть даже фигуру. Человек подошёл к стеллажу и включил фонарик на телефоне, теперь не стало видно даже контуров, только яркое пятно стеллажа. Видимо, человек нашёл что хотел, потому что выключил фонарик, и тень стала приближаться к лежащей на раскладушке Зинке. Держа в руках что-то огромное, человеческий контур навис над раскладушкой и со скоростью свободного падения приземлился прям на испуганную девушку.

– Аа-а-а, – заорала она.

– Аа-а-а! – ещё громче заорала тень мужским голосом и отбежала к двери.

Впопыхах Зина нащупала лампу, включила её на ощупь и, схватив как факел, направила в сторону орущего гостя.

– Что тебе надо?! – закричал молодой человек с красивой и стильной стрижкой. – Кто ты? – он что-то обнимал, спрятав под расстёгнутую рубашку.

– Это ты кто и что делаешь в моей комнате? – вопросом на вопрос ответила Зинка.

– Какой комнате, это каморка для швабр, – уже более спокойно ответил парень, – да убери ты эту дурацкую лампу, чувствую себя как на допросе в полиции.

– А что, есть опыт? – всё ещё грозно спросила Зинка, убирая тем не менее своё орудие защиты.

В коридоре хлопнула дверь и послышалась гордая поступь Элеоноры Борисовны, её невозможно было спутать ни с чем, тяжёлые шаги усиливались грозными каблуками, которые домоправительница словно вбивала в пол.

– Не сдавай меня, прошу, – взмолился парень, – иначе всё напрасно. – Он говорил сбивчиво, оглядываясь по сторонам, одновременно ища глазами место где спрятаться.

Зинка узнала в испуганном парне младшего сына хозяина, Тимура, и решилась:

– Ложись на раскладушку и укройся одеялом с головой, – скомандовала она.

Как только одеяло накрыло нежданного гостя, дверь распахнулась и на пороге показалась Элеонора Борисовна собственной персоной. В розовых бигуди и коротеньком шёлковом халате, который смешно смотрелся на фигуре шестидесятилетней женщины, словно она силой его отобрала у куклы Барби.

– Ты чего здесь орёшь как бешеная? – зарычала она на Зинку, казалось, если домоправительницу сейчас не успокоить, она бросится на несчастную девушку и растерзает её на части, – в хозяйском доме тишина, а ты должна уже десятый сон видеть. Видать, мало я тебя нагрузила сегодня, ну ничего, завтра будешь у меня все комнаты гостевые драить. Так что орала-то?

– Есть хочу, – ответила Зинка первое, что пришло в голову, живот тут же неприлично громко заурчал, словно подтверждая слова хозяйки.

– А это тебе наука будет, во всём порядок должен быть, если все начнут есть когда захотят, представляешь, что тогда будет?

Зинка это очень хорошо представляла, она всегда ела именно по такому принципу, но спорить с грозной домоправительницей не стала, помня про гостя, прячущегося под её одеялом. Как бы он там не задохнулся.

– Наука будет, в следующий раз к ужину не опоздаешь, – подытожила Элеонора Борисовна и развернулась уходить, но уже на пороге спокойно добавила: – А орать прекрати, есть всё равно не дам, а захочу – вообще на три дня могу лишить сладкого. Вот, уже захотелось, завтра ты без десерта, – и, тяжело вздохнув, словно это её вынудили так гнусно поступить, вышла из комнаты.

Убедившись, что тяжёлая поступь домоправительницы стала удаляться, Зинка стянула одеяло с гостя и спросила:

– Ну, рассказывай, зачем пожаловал, а то ведь я могу её и окликнуть. Пожаловаться, что ты на мою честь покушаешься, – она решила с шантажа начать разговор.

– Ой, да надо больно было ещё покушаться, тут и покушаться-то не на что, – нахально улыбаясь, ответил Тимур.

Он был жгучий брюнет со светлой кожей и голубыми глазами, вся эта красота досталась ему от матери, и он умело ей пользовался. Зинке стало обидно за столь пренебрежительное отношение, она поправила волосы, приготовленные для сна и заплетённые в тонкую рыжую косичку, проверила чистоту своей пижамы и гордо ответила нахалу:

– Ты это, с эпитетами-то полегче, я и обидеться могу, а когда женщина в обиде, она на многое способна, даже сходить и разбудить Элеонору Борисовну, чтоб спросить сонную и злую домоправительницу: а почему сын хозяина прячет ноутбук в каморке для швабр?

Тимур перестал улыбаться и, положив ноут на стеллаж, попробовал начать всё заново:

– Я же пошутил, вот вы какие, простолюдины, все обидчивые, аж страсть, образования вам для юмора не хватает, что ли? Вот у тебя сколько классов?

Волна возмущения и обиды накрыла Зинку, от уничижительного тона, которым с ней ещё никогда в жизни никто не разговаривал, туман затмил разум, а слова полились сами собой.

– Между прочим, я учусь на пятом курсе МГУ, на минуточку, в лучшем университете страны, на филологическом факультете. Тебе до меня как до Луны пешком. Ты папочкин сынок, получивший всё и сразу, в этой жизни ничего не сделал сам, бьюсь об заклад, тебе даже в школе папа оценки покупал. Это ты простолюдин, потому что простой как пятак, пустой и неинтересный человек, после пяти минут разговора с тобой нормальный человек зевать начинает и только благодаря деньгам, и то не твоим, а папиным, продолжает слушать твой бред. Только такие, как ты и твой папочка, могут накупить шедевры искусства, даже не зная их настоящую, художественную, а не денежную стоимость. Всю свою историю русская интеллигенция страдала от таких, как вы, потому что вы наглые, сильные и беспринципные, как животные. Такие, как я, могли бы спасти страну, такие, как ты, её погубят. И очень жаль, что в нашей стране больше таких, как ты, – на одном дыхании произнеся столь пафосную речь, Зинка замолчала. Она не понимала, зачем приплела судьбу страны, зачем вообще всё это сейчас произнесла, и, злясь сейчас больше на себя, чем на него, закричала: – Пошёл вон!