и сглотнула. – Это вообще какая-то дикость! – отбросила она лист в сторону. – А ты – придурок, вот ты кто!

– Про оскорбления я внесу дополнительный пункт, – скривился Иван. – Рот у тебя, как помойка. Следует научить тебя выражаться, да и вести себя, поприличнее. Ты не на базаре. И наказание в виде массажа… мне не самое строгое. Так уж случилось, что массаж я обожаю, а ходить на него мне некогда.

– Ты… ненормальный, – уже спокойнее проговорила Зоя. Иван заметил, что она подбирает выражение. Не сомневался, что эпитеты у нее крутились на языке совсем другие. Ну что ж, уже есть сдвиги, значит. – Ты удерживаешь меня здесь силой, заставляешь пахать на себя, еще и наказания выдумал!..

– И виновата в этом только ты. Отдай мне картину, и жизнь твоя станет намного проще.

– Нет, – тряхнула головой Зоя. – Ни за что!

– Ну, на нет и суда нет, – пожал плечами Иван, хоть и с трудом удалось побороть злость.

Глупая упрямая девчонка! Да она у него уже как кость в горле, и возиться с ней совсем не хочется, как и перевоспитывать ее. Но выбора-то нет. Он должен ее сломить и подчинить себе до такой степени, чтобы она согласилась на все, лишь бы он оставил ее в покое.

– Есть еще один пункт, – заговорил Иван. – Разовый… Я не стал вносить его в список.

– Попарить тебя в баньке? – ухмыльнулась Зоя. – Имей в виду, могу захлестать веником до смерти.

Представив себе эту картину, Иван не сдержал смеха. А она бывает потешной. И в последнее время, надо отдать ей должное, чаще веселит его, чем злит.

– Нет, париться в баньке, как ты выразилась, я предпочитаю без женщин. И не в русской бане, а в сауне.

– Да неужели! – ехидно отозвалась она.

– Представь себе.

– Так что там за еще один пункт? А то меня ждет стирка, – слепила она на лице гримасу, тоже вызвавшую улыбку.

– Послезавтра у моего отца юбилей, – с неохотой произнес Иван. Самому ему не только не хотелось идти на юбилей, но и даже говорить об этом было неприятно. – Ты пойдешь со мной.

– Нафига?

Ну вот, опять этот жаргон, – вздохнул Иван. А если она и на приеме будет так себя вести? Ну тогда ее точно ждет наказание посуровее.

– Потому что на такие мероприятия принято приходить парами. Мне же некого пригласить…

– Так и некого? – усмехнулась Зоя. – Может, у тебя и подружки нет?

– А разве ты не выяснила этот вопрос, когда нарывала про меня инфу?

– Твоя личная жизнь меня не интересует! – фыркнула Зоя.

– Ладно, разговор затянулся… Подружки у меня нет, и завтра ты отправишься сначала по магазинам за платьем, а потом в салон, чтобы привести свою внешность в порядок, – окинул он ее скептическим взглядом.

На самом деле, Иван слабо представлял себе эту девушку, а точнее пацанку, в вечернем платье. И эта ее прическа… Сомневался, что даже самый умелый стилист сможет сделать с ее выщипом что-то приличное. Но раз уж решил…

Конечно, при минимуме усилий он смог бы найти себе более подходящую спутницу на один вечер. Но усилие это нужно приложить, а ему совершенно не хотелось. Да и у него есть эта малявка, из которой он решил сделать человека. Хотя… на роль его спутницы она не годится даже с натяжкой, конечно.

– Могу я идти, хозяин? – встала Зоя с кресла и картинно поклонилась.

– Иди, – разрешил Иван, наблюдая, как покидает она комнату.

Сегодня не ней было надето простенькое платье в цветочек. Немного коротковатое, но зато позволяло оценить стройность ее ног. И в платье она выглядела до странного женственной. Оказывается, при всей худобе, у девчонки есть формы. Вот и грудь выделяется как положено, и даже бедрами она виляет. Кто бы мог подумать.

Зоя ушла, а Иван задумался. Мыслями унесся в то время, когда они с братом еще жили в отцовском доме.

Ему было лет пять, когда он понял, что отец не любит мать. И с годами уверенность эта только крепла в нем. Замечал он и холодность отца, слышал и как плачем мама вечерами. А еще родители часто ссорились, и в такие моменты отец с матерью был груб. Нет, он и пальцем ее никогда не трогал, но слова его ранили маму до глубины души. Иван же с каждым годом все больше отдалялся от отца, все сильнее осуждал его.

А потом мама заболела. Врачи дали ей год, но сгорела она гораздо быстрее. За неделю до смерти мама уже не могла вставать с кровати, и за это время отец навестил ее дважды. Ивану тогда исполнилось четырнадцать, и в то время его преследовала мысль, что отец ждет маминой смерти, хочет, чтобы случилось это поскорее.

Сам Иван все дни проводил возле кровати больной. Умерла мама тоже на его руках. Иногда его сменял Валера, но на младшего брата вид угасающей мамы действовал очень сильно – целыми днями он потом плакал. И Иван, как мог, старался ограждать брата от этого. А вот злость на отца только росла.

– Ванюш, ты не злись на Игната, – завела однажды мама с ним разговор. – Он не виноват в моей болезни.

– Виноват! – перебил ее сын.

Сам он свято верил, что если бы отец любил маму сильнее, уделял ей больше внимания, то не заболела бы она так тяжело.

– Не виноват, сынок, – вздохнула мама. – Рак не выбирает тех, кто несчастнее, – грустно улыбнулась она. – Папа любит вас с Валерой. И меня тоже…

Любит? Почему тогда Иван не чувствует этой любви?

– Просто самую сильную привязанность он всегда отдавал своей работе. Если бы она была женщиной, то я бы могла назвать ее его любимой женщиной, – снова улыбнулась мама. – И, Ванюш, я тебя очень прошу – в память обо мне постарайся наладить с отцом отношения.

Иван пообещал ей, но лишь для того, чтобы успокоить. А еще в тот день она и подарила ему портрет.

– Пусть это будет памятью обо мне, – только и сказала мама, но то, как она это сделала, до сих пор вызывало слезы на глазах Ивана. А портрет, который мама написала с него, стал самой драгоценной вещью в его жизни.

Через три дня после того разговора мама умерла, а Иван пустился во все тяжкие. И лишь ближе к двадцати годам он задумался о том, что нужно бы чего-то достичь в жизни. Отец уже тогда не раз заводил разговоры о бизнесе, который хочет, чтобы возглавил Иван. Но от этого старший сын отказался категорически,