До этого мы видим у слова несколько иные роли – например, прислуга, помощница по хозяйству (в простых семьях). “Бойкая, живая и работница, какой поискать!” – положительная оценка девушки в крестьянском быту (А. Осипович (Новодворский). “Мечтатели”. 1881).

Эти роли, собственно, никуда не делись, видимо, поэтому и появилось более точное, специализированное слово: фабричная, параллельный субстантиват к такому же образованию фабричный.

Судя по тому, что впервые фабричная как субстантиват мелькает ещё в 1771 году, когда на фабриках работали крепостные (фабричная Марфа Афанасьева 27 лет), это прилагательное превращалось в существительное дважды. Еще в 1870-х годах XIX века это опять прилагательное: фабричная девушка. Но уже в 90-е – существительное: “…как фабричная, зарабатывающая по сорок копеек в день, совала ассистенту трехрублевку, пытаясь взяткою спасти своего умершего ребенка от поругания” (В. Вересаев. “Записки врача”. 1895–1900).

Ну а названия конкретных рабочих специализаций, несмотря на радикальные изменения в организации самого труда, могли оставаться прежними: вязальщица, перчаточница и т. п.

Мы, наконец, видим продавщицу. “У ограды восседала продавщица черешен, столь же сочная и розовая, как плоды в корзине у нее” (В. Авенариус. “Бродящие силы. Современная идиллия”. 1865).

Продавщица – феминитив от продавщик. В XIX веке у этого нечастого слова общее значение – тот, кто что-то продает. “Да к тому же я для вас продавщик, а вы представитель общества, желающего у меня купить возможно дешевле” (П. Боборыкин. “Василий Теркин”. 1892).

Валерий Брюсов отмечал в дневнике, что Андрей Белый в декабре 1905 года написал в журнал “Весы”: “Я продавщик – вы покупатели”. Как считал выдающийся советский лингвист Александр Реформатский, “слово продавщик ушло в просторечие”. В литературном языке оно таким образом утрачено. При этом изредка возникает… “И быстро, как продавщик ткани в магазине, отмерив, отхватывал ножницами кусок рукописи – ровно на тридцать рублей” (А. Вознесенский. “На виртуальном ветру”. 1998). Почему-то Вознесенскому для описания постаревшего футуриста Алексея Крученых потребовалось именно это слово.

Как вы думаете, когда в русском языке появились такие советские маникюрша, билетёрша, кассирша, контролёрша, бухгалтерша? Во времена Зощенко, Булгакова, Ильфа и Петрова? Отнюдь – ещё до революции. Владимир Иванович Немирович-Данченко (“На литературных хлебах”. 1891): “У красной занавеси входа – полная немка-контролёрша…”

А вот в 1914 году юморит над утром богатой ура-патриотки юморист Евгений Венский (Пяткин):

И даже бухгалтерша уже в конце XIX века – не жена бухгалтера.

В 1891 году в издании, посвященном профессиональным женским школам в России, можно прочитать: “При мастерской есть закройщица, бухгалтерша и прислуга”. Речь, конечно, о женщине, исполняющей обязанности бухгалтера.

А вот в сельском хозяйстве особых технологических перемен вроде бы не наблюдается. Однако и здесь есть интересные феминитивы. Как вы думаете, когда в русском языке появилось слово гребчиха и что означало? Единственная приходящая на ум версия – спортивная, не правда ли? Слово обязано своим возникновением женской спортивной гребле, то есть сравнительно новое?

Представьте себе, оно существовало гораздо раньше, чем спортсменки взялись за весла. Ранний феминитив гребчиха образовался от гребец, но в совсем ином значении, отмеченном у Даля: “работник с граблями для уборки сена”. “Гребчиха-ноль” – это не девушка с веслом, а баба с граблями. “Соберутся к святодуховскому пруду соседние гребчихи за водой, полощутся в кустах, припасают ведра воды, умывают загорелые лица…” (Г. Данилевский. “Беглые в Новороссии”. 1862).

Какими эффектными феминитивами блистает светская хроника 100-летней давности! “Княгиня С.А. Долгорукая, рожденная графиня Бобринская, не только искусная и неутомимая автомобилистка и смелая авиаторша, но ловкая и искусная наездница” (рубрика “В городе и свете”. “Петербургская газета”. 04.09.1910). В этой хронике дамы напоминают героинь поэз эгофутуриста Игоря Северянина. Титулованные россиянки освоили новые великосветские развлечения: автомобиль (да, сейчас это именно роскошь и лишь потом средство передвижения!) и даже аэроплан. “Княгиня С. А. Долгорукая первая русская светская дама, самостоятельно управляющая монопланами, но кроме нее известны своими участиями в полетах: вдовствующая великая княгиня Мекленбург-Шверинская Анастасия Михайловна, баронесса Т.А. Каульбарс, г-жа Палицына, княгиня Шаховская”.

Вообще вождение автомобиля и авиация в начале XX века – спорт, как лаун-теннис, бег на коньках или футбол. А спорт – это тоже модно, это по-светски, это, скажем прямо, – гламурно. По крайней мере, в глазах публики и репортёров. “Ярая великосветская спортсменка умело справлялась с сильной машиной” (о той же С. А. Долгорукой – “Первая русская женщина-авиатор”. “Петербургская газета”. 03.10.1910). “Баронесса де-ла-Рош страстная спортсменка, увлекающаяся всеми видами спорта, бросившая ради него театр Сары Бернар…” – восхищается заграничный корреспондент “Русского слова” (09.07.1910).

Впрочем, для самих первых авиаторш полеты – не модное увлечение, а страсть всей жизни. И иногда – смерти. Да, все эти женщины принадлежат к богатому и образованному классу – обучение полетам дело дорогое. Но они совсем не бездельницы. Взять хоть первую немецкую летчицу Мелли Беезе, о которой пишет “Одесский листок”: “Это – авиаторша и конструкторша одновременно. Недавно она получила должность директрисы германского завода, строящего аэропланы” (17.12.1913).

Авиаторша – русское образование от галлицизма авиатор, в текстах Национального корпуса русского языка появляющегося впервые в 1907 году: “…смелый воздухоплаватель-авиатор остался совершенно невредим” (“Авария с летательным аппаратом г. Блерио”. “Новое время”. 28.12.1907). Феминитив возникает всего через год после появления словосочетания женщина-авиатор (“Петербургский листок”. 12.07.1909).