Шокли невольно проникся расположением к добродушному священнику.

После третьего бокала портвейна капитан Адам Шокли понял, что четвертый будет лишним. Беседа за столом теперь шла на философические темы.

– Нет, философия Аристотеля слишком сурова, – расслабленно объявил священник. – Мне больше по душе великие идеи Платона. И вообще, я разделяю взгляды епископа Джорджа Беркли. Все сущее есть порождение нашего разума.

– Извольте объясниться! – потребовал Форест.

– Видите ли, сэр, поведать о мире мы можем лишь то, что сами ощущаем. Взять, к примеру, любой предмет – мы воспринимаем его форму, цвет и вкус посредством ощущений, порождаемых нашим сознанием. Следовательно, существует он только в нашем сознании. Существовать – значит быть воспринятым. Если вы не видите предмета, значит его не существует. – Он откинулся на спинку стула и обвел гостей довольным взглядом. – И что вы мне на это возразите, а?

За долгие годы вынужденного безделья на гарнизонной службе капитан Шокли много читал, а потому знал, как именно опровергнуть постулаты епископа Беркли.

Адам стукнул по столу кулаком. Захмелевшие гости встрепенулись от неожиданности.

– Господа, я ударил по столу, и он подтвердил свое существование. Предлагаю вам проделать тот же опыт.

– Капитан Шокли, вы достойно разрешили спор! – воскликнул Форест. – Победа осталась за вами.

Когда гости начали расходиться, баронет попросил Адама прийти на следующий день, в десять утра.

Адам Шокли медленно шел по соборному подворью. Домой он возвращался в приподнятом настроении – приятно было провести вечер в цивилизованном обществе; в колониях этого очень не хватало. Над соборным подворьем догорал закат, окрашивая золотистым сиянием плывущие по небу облака и темную громаду собора; фонарщики неторопливо зажигали светильники. День уходил на покой.

А вот на душе у Адама Шокли было неспокойно. Он не мог понять, в чем дело. Слишком много вина за обедом? Неприятная компания? Случайно оброненные слова? Нет, ему не давало покоя какое-то смутное, тревожное ощущение.

Он перебирал в памяти разговоры за обедом: рыба и сплетни; курица и беседы о государстве; дичь, голуби, спаржа и обсуждение странного лабиринта; омары и огораживание; сладкие пироги и религия; портвейн и философия. В воображении образы, вкусы и ароматы яств смешивались с гомоном, смехом и голосами гостей. Что же так взбудоражило Адама?

Внезапно его осенило.

– Боже мой, что делать? – пробормотал он. – Поздно мне снова в дорогу собираться…

На следующее утро, придя к Форесту, Адам еще раз убедился в верности своих размышлений.

На этот раз его провели на второй этаж, в библиотеку – уютную комнату, отделанную в псевдоготическом стиле, с тяжелыми гипсовыми розетками на потолке; в стрельчатых арках на стенах располагались полки, уставленные книгами в кожаных переплетах. На столе лежал свежий выпуск ежемесячного журнала «Спутник джентльмена».

Сэр Джошуа Форест привстал из-за стола и предложил гостю кожаное кресло.

– Капитан Шокли, не хотите ли стать моим управляющим? Должен предупредить, что мои владения весьма обширны.

Джонатан Шокли еще вчера признался, что, прознав о желании Фореста нанять нового управляющего, обратился к баронету с просьбой взять на службу Адама.

– Тебе наверняка доскональную проверку устроили, – со смехом объяснил он сыну.

Упускать такую возможность не стоило – управляющий поместьями в трех графствах получал великолепное жалованье.

– Если захочешь, жить будешь в Саруме, станешь весьма состоятельным человеком, – напомнил отец.

Адам ответил Форесту, что должен обдумать предложение.

– Я на несколько дней отлучусь в Лондон, – сказал баронет. – А по возвращении надеюсь заручиться вашим согласием, капитан Шокли.

Адам попрощался с Форестом, в глубине души сознавая, что согласия давать не желает. Впрочем, признаться в этом отцу он не мог.

Адаму не с кем было обсудить случившееся. Разумеется, если принять чрезвычайно лестное предложение, то жалованья и денег от продажи патента будет вполне достаточно для безбедного житья. Можно даже подумать о женитьбе… А если отказаться, то все в Саруме сочтут его глупцом.

На следующий день, встретив Мэри Мейсон близ Харнгем-Хилла, он обратился к ней за советом.

– И хуже всего то, мисс Мейсон, что в Саруме я чувствую себя чужаком, – вздохнул он.

– Почему? – помолчав, спросила Мэри.

Адам Шокли задумался. Как объяснить ей, что на службе в тропиках и в ирландском гарнизоне он считал, что нет ничего лучше отцовского дома на соборном подворье? Как рассказать ей, что́ он испытал в плену, надеясь на скорейшее возвращение в родные края? Как описать чувства, пробужденные в нем беседами с американскими колонистами? Как объяснить, что за время его отсутствия знакомый мир странным образом переменился – и осознал это Адам лишь за обедом у Фореста.

– Во мне что-то изменилось, – наконец признался он. – В Новом Свете я столкнулся с воистину свободными людьми и теперь вижу, что наше цивилизованное общество слишком ограниченно. Здесь нечем дышать… – Адам умолк, пораженный своими словами. – Нет, мисс Мейсон, я не намерен менять английские порядки и не питаю политических устремлений. Но мне хочется… расширить горизонты, наверное.

– И как вы себе это представляете?

– Будь я помоложе… только умоляю, никому об этом не говорите… Будь я помоложе, я бы начал жизнь заново. Уехал бы в Америку…

Только теперь он до конца осознал смысл своих бесед с юным Хиллером. Мэри, задумчиво выслушав сбивчивый рассказ Адама, негромко произнесла:

– Капитан Шокли, мой вам совет: поступайте по велению сердца.

Попрощавшись с Мэри, Адам горько улыбнулся.

«Что ж, мисс Мэйсон, если поступать по велению сердца, то я соглашусь на предложение Фореста и возьму вас в жены», – подумал он.

Впервые в жизни он не знал, что делать.

В июне 1779 года у берегов Англии появилась еще одна армада. К Плимуту подошел объединенный франко-испанский флот – свыше шестидесяти кораблей, – не догадываясь, что защитники порта, за неимением пушечных ядер, не в состоянии выстрелить по врагу.

Сэр Джошуа Форест задерживался в Лондоне. Капитан Адам Шокли выразил готовность вступить в ополчение.

Тем временем в Саруме произошло весьма примечательное событие – при непосредственном участии Эли Мейсона.

Эли, наслушавшись городских сплетен и начитавшись сообщений о неуловимом разбойнике, решился на отчаянное предприятие. Родным он ничего не сказал, однако ему требовался сообщник, а потому он решил обратиться к капитану Шокли за содействием.

Адам, выслушав крохотного печатника, расхохотался в голос: