Погром, прошедший в этот жаркий августовский день, заставил город оцепенеть. Армянские христиане, жившие в Акре вот уже двести лет, были уничтожены. Город занялся пожарами, и посреди всеобщего ликования были обезглавлены посланцы мамелюков из Каира, эмиссары, которые прибыли для заключения торгового договора с венецианцами. Арабских торговцев, от которых зависело процветание города, забили до смерти, а церкви, в которых погромщики не могли разобраться, христианские они или мусульманские, разграблены. Тонкое равновесие, которое терпеливо поддерживалось в Акре вот уже несколько десятилетий, позволяя городу существовать, было уничтожено в течение всего лишь одного дня.

В разгаре бунта граф Фолькмар вспомнил о беззащитном еврейском поселении в генуэзском фондуке и в силу какой-то причины, которую он сам не мог себе толком объяснить, собрал нескольких тамплиеров и ринулся в ту сторону – но лишь чтобы увидеть, как крестоносцы ворвались с этот квартал с криками «Смерть евреям! Они убили Иисуса!». Фолькмар кинулся к скромному жилищу ребе, но опоздал. Ребе был мертв. А его манускрипты сожжены.

Итальянцев, полных радости победы и не понимающих, что же они натворили, наконец удалось собрать в пизанском квартале, где они, подстраиваясь к ритму колоколов церкви Святых Петра и Андрея, стали петь гимны крестоносцев. Когда они двинулись искать короля, чтобы он мог вознаградить их за верность обетам, начали арестовывать главарей толпы. Была надежда, что, если их выдать мамелюкам, беды удастся избежать, но итальянцы сопротивлялись задержаниям, крича: «Мы посланы убивать мусульман, и мы их убивали! Ведите нас не в тюрьму, а на Иерусалим!»

Когда известия об этой бойне достигли Каира, мамелюки отказались даже разговаривать о возобновлении перемирия; послам, прибывшим из Акры с извинениями, было позволено умереть в тюрьме. Все возможные причины, по которым христианам позволялось пребывать на Святой земле, были уничтожены этим погромом, и Сен-Жан-д'Акр наконец должен был быть уничтожен. Когда этот эдикт достиг города, рыцари поняли, что чудес для них на Святой земле больше не будет.

– О Господи, – молились уцелевшие священники, – почему ты не потопил это роковое судно прямо в гавани, когда они отплывали из Италии? – И все, кто еще оставался в стенах города, готовились к заключительной трагедии.

Граф Фолькмар, оберегая рану на левой руке, которую нанес ему один из новых крестоносцев, когда граф спасал Музаффара, собрал своих людей и стал готовиться к печальному возвращению домой, но почувствовал, что перед отъездом должен попрощаться с высокой девушкой-черкешенкой. Взбежав по лестнице пизанского караван-сарая, он убедился, что итальянцы добрались и до этой искренней христианки – поскольку та была в черкесской рубахе, они, конечно, прикончили ее. Низко поклонившись остальным девушкам, он направился в замок, где королевский военачальник вручил ему корзину с голубями. Он взял ее с собой, когда пошел к церкви Святых Петра и Андрея, чтобы вознести последнюю молитву. Под звон литании городских колоколов он вывел своих людей за стены Акры, некогда возлюбленного города, который сейчас, как ни странно, вызывал лишь отвращение, и каждый догадывался, что ему уж не доведется побывать у этих стен и блистающих башен, поражающих воображение.

В Ма-Кере Фолькмару и его рыцарям пришлось работать круглые сутки. Всем крестьянам, жившим вне стен города, было приказано готовиться к переселению в город вместе со своим скотом, и, когда это было сделано, Фолькмар сказал им: «Если кто-то боится, он может тут же оставить нас». Несколько мусульман направились на юг, чтобы воссоединиться с мамелюками. Но куда при всем желании было деваться христианам?

Рыцари удивлялись, когда Фолькмар обратил особое внимание на заросли кустарника, но он не стал объяснять им свои намерения. Подшучивая над его выдумками, они приказали крестьянам притащить в замок большие охапки срезанных кустов. Другие на веревках спускались на тридцать и сорок футов в большие цистерны проверять их. Благодаря тайному источнику в замке было достаточно воды для двух тысяч человек – даже на два года, если осада продлится так долго. На складах хранились немалые запасы продовольствия: фрукты, орехи, сушеные рыба и мясо, бегали цыплята и свиньи, даже намек на которых тревожил мусульман; амбары были завалены зерном. За последние двести лет лишь некоторым замкам в Святой земле удалось избежать осады, но некоторые из них держались за своими неприступными стенами по тридцать или сорок месяцев. Но в те счастливые дни всегда существовала уверенность, что рано или поздно из Антиохии или с Кипра придет помощь. Но откуда сейчас могут явиться спасители?

Осмотрев запасы, Фолькмар и его рыцари проверили состояние оборонительных рубежей. Внешние стены города уже не казались столь надежными, как двести лет назад, когда их возвел Гюнтер из Кёльна, но они все же были в хорошем состоянии, защищенные крутыми откосами; если защищать их, как полагается, враги пять или шесть дней не смогут и подступиться к ним. Узкие улочки города также давали возможность обороняться, а мечеть и три христианские церкви смогут стать надежными узлами сопротивления; так, базилика Святой Марии Магдалины может быть превращена в маленькую крепость, способную держаться несколько недель. Перебраться через глубокий ров у стен крепости было почти невозможно, а стены сами по себе были просто неприступны. За ними вздымался сам замок, в котором было все необходимое для жизни и чьи массивные стены могли месяцами противостоять врагу. И все расщелины в них были заделаны.

Удовлетворившись состоянием этих дел, граф Фолькмар занялся самым трудным вопросом: что делать с женой и сыном? Собрав своих рыцарей, он сказал:

– Если кто-то предпочитает отплыть из Акры и, может, направиться в Германию…

Но эта дискуссия не имела продолжения. Графиня сказала, что она рождена на Святой земле, что ее отец выдержал тут семь осад, а она сама – четыре. А ее сын сказал:

– В Цфате я слышал, что рассказывал начальник мамелюков, как на поле Хаттина молодой Фолькмар стоял рядом со своим отцом. Не так ли?

– Он в самом деле был рядом, – ответил Фолькмар. И затем спросил: – Есть ли рыцари, которые предпочитают направиться в Акру?

Таковых не нашлось – и началось ожидание.

И штормовым утром конца февраля 1291 года дозорный на башне спокойно и не напрягая голоса сообщил:

– Они идут.

Рыцари без особого волнения поднялись на стены, чтобы оценить воинство мамелюков, которые легко рысили к Ма-Керу, поднимаясь с южных равнин. Не вздымались клубы пыли, не раздавалось воинственных возгласов. Бесконечные колонны двигались неторопливо и спокойно; когда они покончат с Ма-Кером, то пойдут на Акру, и одна осада будет точно такая же, как и другая: генералы будут в тылу, а полуголые пехотинцы пойдут на стены. Те крестьяне Ма-Кера, которым довелось работать вне стен города, не привлекая к себе внимания, скрылись в них, если не считать горсточки, которые через поля пошли навстречу мамелюкам. Остановить их никто не пытался.

К полудню неуклонно продвигавшаяся колонна оказалась под стенами города, но ни с той ни с другой стороны никто не выпускал стрел и не метал копий. Производило впечатление, что колонны продолжали продвигаться вперед и их число все увеличивалось.