Получив письмо от Александра Бородина (Джуры), которое сегодня доставил в Ташкент отец Серафим, Шараф Рашидов позвонил председателю республиканского Спорткомитета Мирзаолиму Ибрагимову и назначил ему встречу. При этом Рашидов был краток:

— Сегодня вечером, после окончания рабочего дня, будьте у себя — я к вам заеду.

— Хорошо, Шараф Рашидович, — так же коротко ответил спортивный чиновник.

В тот момент он подумал, что речь у них пойдет о последних приготовлениях к турниру в Кабуле, до которого оставались считанные дни. Поэтому к приезду первого секретаря Ибрагимов извлек из стола папку с документами, в которых были нужные данные, и положил ее на стол. И стал терпеливо ждать того момента, когда к нему приедет высокий гость. Однако тот, едва войдя в кабинет, объявил:

— Я догадываюсь о том, что вы хотите мне доложить, Мирзаолим Ибрагимович, но речь у нас пойдет вовсе не об Афганистане, а о другом — о завтрашнем матче нашего «Пахтакора».

— Но к нему все готово, — с легкой степенью растерянности на лице произнес хозяин кабинета.

— Все, да не все, — ответил Рашидов, присаживаясь на стул. — Мне сообщили, что на матче возможна крупная провокация.

— Кто сообщил?

— Это не важно, но эта информация от проверенного источника — в Москве кое-кто хочет, чтобы здесь случился громкий скандал. Для этого на игру назначены соответствующие судьи.

— Насколько я знаю, это будет кавказская бригада, — сообщил Ибрагимов.

— Вот именно, и я хочу вас спросить — мы можем ходатайствовать о замене этой бригады на другую?

— Можем, но на это никто не пойдет. До матча осталось не так много времени, поэтому вряд ли союзная федерация ответит нам положительно. Да и как мы объясним Москве, почему мы отказываемся от этих судей?

— А что, разве раньше таких случаев не было?

— Были, но крайне редко. При этом обязательно надо было серьезно обосновать свои претензии. А мы что скажем — что кавказцы нас не устраивают? Это вызовет крайне негативную реакцию в Москве, Шараф Рашидович. И вообще, может, ваша информация неверна?

— Вы сомневаетесь в моих источниках? — с недоумением посмотрел на чиновника первый секретарь.

— Нет, но до этого кавказские рефери нам обедни не портили.

— А много они судили матчей с нашей командой? — поинтересовался Рашидов.

— Я не могу ответить сразу — мне надо проверить, — смутился Ибрагимов.

— Так проверяйте, Мирзаолим Ибрагимович.

Хозяин кабинета подошел к шкафу, стоявшему за его спиной, и вскоре извлек из него брошюру, которую тут же стал листать. После чего сообщил:

— До сего дня сыграно 18 матчей, из которых наши матчи кавказские арбитры судили всего лишь дважды. И оба раза мы победили — у «Шахтера» по, у «Нистру» 2:1.

— Что это были за арбитры? — спросил Рашидов.

— С «Нистру» игру судило азербайджанское трио: Азим-Заде, Намазов и Дурмушев, — заглянул в брошюру Ибрагимов.

— Азербайджан мы не берем, он против нас играть не будет, — заметил Рашидов. — А в первом матче кто судил?

— Грузины — Кобиашвили, Тодадзе и Гурам Кибискирия. Кстати, последний будет судить и завтра.

— Но мой информатор сообщает, что только недавно кавказским арбитрам была дана команда начать атаку против нас. Понимаете, недавно. И если тот же Кибискирия в начале сезона судил честно, то теперь, в изменившейся ситуации, он вынужден будет играть уже против нас. Вот о чем идет речь. Поэтому я и спрашиваю, что вы можете предложить?

— Прежде, чем это сделать, я должен знать, какого рода провокация намечается?

— Если судейская бригада будет подсуживать нашим соперникам, то это может вызвать массовое недовольство со стороны болельщиков. Я даже полагаю, что среди них будут провокаторы, которые специально взорвут ситуацию.

— В таком случае, можно перед игрой поговорить с судьями — предупредить их, чтобы они ничего не замышляли.

— Полагаю, что это бесполезно — ведь они нам не подчиняются. И если они пойдут на наши уговоры, их ждут большие неприятности по возвращении домой. При таком раскладе, как вы считаете, кого они больше испугаются — нас или тех, кто дал им это задание?

— А если предположить, что наши ребята завтра в пух и прах разнесут гостей? — предположил Ибрагимов. — В таком случае, никакие судьи им не помогут.

— Вы сами верите в то, что вы говорите? — с укоризной глядя на хозяина кабинета, спросил Рашидов. — Я, конечно, не сомневаюсь в заряженности наших ребят на победу, но завтра к нам приедет сильная команда. Насколько я знаю, они уже пять матчей не знают поражений. Поэтому легкой игры завтра не будет — будет настоящее сражение двух равных по силе команд. Именно на это, кстати, и рассчитывают зачинщики провокации — что в этом равном противостоянии легко разжечь пожар конфликта.

— Тогда единственное, что мы можем сделать, это обеспечить максимальную охрану стадиона, стянув к нему дополнительные силы милиции, — предложил последний вариант глава Спорткомитета. — С ее помощью можно будет постараться локализовать беспорядки в самом зародыше.

Услышав это, Рашидов задумался. Собственно, еще по дороге сюда он предполагал, что именно этот вариант и является самым оптимальным. Что никакие апелляции к судьям или к их непосредственным хозяевам не способны предотвратить задуманное ими. Ведь на кону стояло слишком много, чтобы вот так легко можно было от этого отказаться. Шла настоящая война, в которой даже спортивные состязания были брошены в дело — в горнило бушующего противостояния.

— Хорошо, пусть будет так, — согласился, наконец, с доводами своего собеседника Рашидов, и добавил: — Как говорили древние мудрецы: «Хочешь мира — готовься к войне».

Сидя в своей «Тойоте», Шарбат Пайман курила сигарету и слушала какую-то неизвестную песню на языке урду. Передняя дверца в автомобиле была открыта, чтобы женщине было видно, что происходит слева от нее. А там на раскладном стуле сидел абсолютно голый и связанный по рукам и ногам Франческо Розарио, который до сих пор пребывал в глубоком сне. Вот уже более трех часов они находились на территории заброшенного завода, куда Пайман привезла пленника из отеля «Мариотт» и теперь терпеливо ждала, когда он проснется. Женщина уже успела выкурить несколько сигарет, которые она не выбрасывала из автомобиля, а аккуратно складывала в металлическую баночку, которая стояла перед ней возле переднего окна. Как опытная разведчица Пайман понимала, что любая улика, неосмотрительно оставленная здесь, будет играть против нее.

Женщина успела выкурить еще одну сигарету, когда пленник, наконец, вновь начал подавать признаки жизни — застонал и очнулся. Испуганно озираясь, он попытался подняться на ноги, но не смог этого сделать и опрокинулся навзничь вместе со стулом, к которому был накрепко привязан. Пайман потушила сигарету и, отправив ее в банку к остальным окуркам, выбралась из автомобиля. Подойдя к стонущему пленнику, рот которого был заклеен скотчем, она вернула его вместе со стулом в первоначальное положение. Затем отлепила скотч с одной стороны и произнесла: