по праву главы семейства лично презентовал росписи. Ну что я могу сказать? Круто до мурашек в спине! Художники так поиграли с тенями, что изображения казались реально живыми. Мало того, даже меня, в общем-то атеиста, роспись приводила в священный трепет и навевала религиозную восторженность. Но не везде: господскую спальню художники расписали довольно игриво – резвящиеся нимфы, пастушки и всякие разные сатиры, так что мысли в ней были далеки от религиозного трепета. Что весьма странно: живопись сейчас подобные вольности не допускает.

Над моим кабинетом работал как раз Ерун, так пока зовут будущего гения живописи – Иеронима Босха. Постарался так постарался малец. Что у него творится в голове – я не знаю, вряд ли все в порядке, но смотрится шикарно – сплошной «адъ и зубовный скрежетъ». Страшновато и торжественно – посетители вполне могут впасть в религиозный экстаз, совмещенный с непроизвольным опорожнением мочевого пузыря. А если добавить в комплект к внешним эффектам средневекового барона – самодура и злостного мракобеса, то вообще…

Кстати, очень похоже на знаменитый его триптих «Сад земных наслаждений». Но не совсем… Что вполне понятно: творческие личности – они такие, никогда не предугадаешь, что им в голову взбредет. К тому же, кажется, он сей шедевр гораздо позже наваял.

А вообще, я доволен. Очень. Поэтому расплатился щедро и ангажировал Еруна на роспись замковой часовни. Когда достроят оную. И на прочее – не успокоюсь, пока все мое хозяйство не оформит.

Затем удивил Фиораванти. Почтенный архитектор после презентации творчества, а именно почти законченных маяка и бастиона в бухте, преисполнился торжественности и попросил разрешения…

– Монсеньор… – поклону итальянца мог позавидовать любой придворный, – я намерен сообщить вам весьма радостную новость и просить благословления.

Мы находились в процессе испытания единорога, а вернее, в процессе поглощения запеченного барашка в перерыве между испытаниями, и я сразу не понял, чего хочет архитектор.

– Сообщайте, мэтр Пьетро.

– Превратности судьбы… – отчаянно смущаясь, начал ломбардец. – Превратности судьбы…

– Покороче, обер-инженер-лейтенант.

– Благочестивая дама Аннета Хейден… оная вдова…

– В тягости, что ли? – Я никак не мог сообразить, что от меня хочет итальянец.

– Пока нет… – облегченно выдохнул Фиораванти. – Но я…

– Хочешь жениться? Кто она?

– Вдова почтенного купца Якоба Хейдена.

– Достаток?

– Унаследовала ткацкое производство и две лавки. Богата… – Архитектор смущенно потупился на конце фразы. – К тому же хороша собой и умна. Деток нет.

– А не спешишь ли ты, мой друг? – Я решил немного подразнить ломбардца. – Свобода сладка, к тому же я могу подобрать тебе в Бургундии более выгодную партию. А вообще – ты же, кажется, домой собирался?

– Нет, – твердо ответил архитектор. – Дома меня никто не ждет.

Вот даже как? Ну да, любовь – страшная сила. Ну и пусть его: жалко мне, что ли? Опять же теперь всегда под рукой будет. И вообще, я рад, что архитектор остается. Отличный специалист, нормальный человек – пригодится еще: планов-то громадье…

– Тогда быть по сему. Разрешаю. Свадьбу планируй на конец лета – постараюсь присутствовать. Стоп… а твои товарищи?

– По окончании работ уедут, – печально покачал головой ломбардец. – Но возможны варианты…

Вторым удивил Фен. Я сразу заметил, что мой китайский механикус немного заскучал. Осунулся, пропала живость в движениях и во взгляде. Но поначалу я списал данный момент на тоску по родине – менталитет-то у него совершенно другой. И особей китайской национальности, для коммуникации, не предвидится. Но оказалось, все немного не так…

Китаец решил напроситься со мной на войну. Да, на войну, так как, видите ли, он пишет фундаментальный труд о своих приключениях в землях круглоглазых и длинноносых варваров, и для полной достоверности еще требуется попутешествовать и конечно же побывать на войне. Желательно на войне кровопролитной и масштабной. М-дя…

– Мастер Фен, вы в своем уме? На войне иногда вообще-то убивают…

– Рано или поздно, мы все уйдем, и нет никакого значения, как это произойдет. – Лицо китайца, при всей его беспристрастности, показалось мне очень упрямым.

– Очень интересно… – Я лихорадочно искал причину, по которой могу отказать китайцу. – А… а керамическое производство ты уже наладил?

Могу просто махнуть шашкой и не пустить. Но это приведет к осложнениям – китаеза, похоже, упертый до невозможности. Не будешь же его действительно под охраной держать?

– Разрешите, господин барон… – В разговор встрял Хорст и тряхнул своей записной книжкой. – Тут, значица, на нас вышли люди и готовы подписать контракт на поставку черепицы для покрытия двух церквей в Антверпене. И из Брюгге тоже желающие есть. А сервизы и вазы так вообще расходятся с нереальной скоростью. Те самые – с павлинами и драконами. Господин Редерхолле просил давеча сотню штук. А это ни много ни мало – полторы сотни флоринов. Так что…

Фен окинул моего казначея нейтральным взглядом и щелкнул пальцами. Мгновенно к нам подскочил замызганный мальчишка и бухнулся на колени.

– Последнюю партию расписывал он. Состав на замес делал тоже он. Может заменить меня с лихвой. Достойные подсобники ему тоже уже подобраны. Чугун вы приказали пока больше не варить. В остальном я здесь лишний. Маэстро Фиораванти тоже готов меня отпустить. Так что…

Вот же клятый китаеза…

– Сколько тебе годков? – поинтересовался я у мальчонки. – И как кличут?

– Берт Вертинсон. – Пацан ткнулся лбом в грязь. – На Пасху тринадцатый пойдет.

– Справишься?

– Дык дело нехитрое… – Мальчишка стрельнул глазами в китайца. – Ежели будет на то воля ваша…

Нет, ну это черт знает что… Ну не хочу я брать Фена с собой – убьют же болезного!

– Монсьор, монсьор… – С коня на полном галопе соскочил Луиджи. – Монсьор, госпожа Матильда приказала доставить к ней Лидию. Ее прямо с уходящего в Гент обоза и сняли.

– Кто снял? – вкрадчиво поинтересовался и решил повесить самоуправцев.

Ни хрена себе – много Матильда воли взяла. Разом в петле болтаться будут. Кормилиц никто еще не отменял, выходят дочурок.

– Те стражники, которых вы к детской приставили. А приказала именно госпожа Матильда… – наябедничал Луиджи. – А вот кто ей сообщил, я пока не знаю, но наметки есть.

– Перевешать сволочей! – прошипел рядом Клаус. – Прикажете?

– Обязательно прикажу! – пообещал я, вскочил на коня и уже на скаку рявкнул Фену: – А над твоей просьбой я подумаю!

Уже подходя к будуару женушки, я немного успокоился. Вряд ли… вряд ли Матильда удумала чинить какой-нибудь вред своей сопернице. Для этого фламандка слишком умна. Да и не соперница она ей по большому счету. Мало ли с кем муженек во время походов спит? Для нынешних времен это обычное дело. Тогда на хрена? Ох уж эти бабы!

Вошел в будуар… и немного ошалел. Матильда и Лидка мило щебетали, распивая «сарацинскую заразу», а вокруг них, потрясая накрахмаленным колпаком, порхал давешний злосчастный кондитер, которого уже успели выпустить из кутузки. Вкусности разные презентовал. Вот же, млять…

При виде меня кулинар вовсе уж собрался бухнуться в обморок, но потом неимоверным усилием справился и с поклоном предложил:

– Могу презентовать вам, мой господин, чудесный кофе с корочкой из ванильной карамели и изысканные пирожные с вишневым…

– Презентуй… – милостиво согласился я, предотвратив кулинару апоплексический удар, и уселся за столик. – Ну и?..

Последняя фраза относилась к Матильде.

– Господин барон! – Фламандка ответила церемонным книксеном, впрочем умудрившись негодующе сверкнуть глазками. – Мы тут немного поболтали. Лидия как раз рассказывала о прискорбном происшествии, во время которого ей повредили руку…

Вот те раз…

– А госпожа Матильда как раз предупреждала меня о недопустимости вашего, господин барон, увлечения жирным и жареным… – невинно молвила Лидия.