— Кто это? — резко прозвучал голос. — Там английская женщина?

— Да! — закричал Дугал и прыгнул к двери. Он настежь распахнул ее и, обращаясь к английским солдатам на склоне холма, заорал: — Да! Мы захватили английскую женщину! Подожгите крышу — и она умрет вместе с нами!

У подножия холма раздался гул голосов, в церкви поднялось волнение. Джейми круто повернулся к Дугалу:

— Что за…

— Это единственный шанс! — прошипел Дугал в ответ. — Отдай им ее в обмен на нашу свободу! Они не тронут ее, если будут думать, что она наша пленница, а потом мы вернем ее обратно, если останемся живы!

Я вышла из своего укрытия, подошла к Джейми и схватила его за рукав.

— Сделай это! — торопливо сказала я. — Дугал прав, это единственный шанс!

Он беспомощно смотрел на меня, его лицо исказилось от гнева и ужаса, но в глазах мелькнуло что-то похожее на усмешку — он понимал всю иронию этой ситуации.

— В конце концов, я — англичанка, — заметила я.

С ласковой улыбкой он погладил меня по лицу.

— Да, но ты моя англичанка.

Он повернулся к Дугалу, расправил плечи, глубоко вздохнул и кивнул.

— Хорошо. Скажи им, что мы взяли ее… — Он запустил руку в волосы. — Что мы взяли ее на Фолкерк-роуд вчера поздно вечером.

Дугал кивнул и тут же выскользнул за дверь, подняв высоко над головой белый платок как знак перемирия.

Джейми повернулся ко мне и, нахмурившись, взглянул в открытую дверь — мы не различали слов, но ясно слышали голоса англичан.

— Не знаю, что ты должна им сказать, Клэр. Может, притвориться, что ты в шоке и не можешь говорить? Это лучше, чем на ходу придумывать какую-то сказку. Потому что если они узнают, кто ты…

Он вдруг остановился и крепко потер лицо рукой.

Если они узнают, кто я, мне грозит Тауэр, а затем, вполне возможно, быстрая казнь. Но насколько мне известно, в воззваниях много писалось о «ведьме Стюарта», но нигде не упоминалось, что ведьма была англичанкой.

— Не волнуйся.

Я понимала всю глупость этих слов, но была не в силах придумать что-нибудь получше. Положив руку на его рукав, я ощутила неровное биение пульса на запястье.

— Ты освободишь меня прежде, чем они смогут что-либо понять. Как ты думаешь, они отправят меня в Календар-хаус?

Он взял себя в руки и кивнул.

— Вероятно. Если будет такая возможность, стой у окна сразу после полуночи. Я приду за тобой.

Времени больше не было. Дугал проскользнул назад в церковь и тщательно прикрыл за собой дверь.

— Договорились, — сказал он, переводя взгляд с меня на Джейми. — Мы отдаем им женщину, а сами беспрепятственно покидаем церковь. Никакого преследования. Лошадь остается у нас. Она нужна нам… для Руперта, — извиняющимся тоном добавил он, глядя на меня.

— Все в порядке, — ответила я.

Я смотрела на дверь, на маленькое темное пятнышко — след от пули, такого же размера, что и рана на боку Руперта. Во рту у меня пересохло, я с усилием сглотнула. Яйцо кукушки, подброшенное в чужое гнездо, подумала я о себе. Мы втроем топтались у двери, не в силах сделать последний шаг.

— Я л-лучше п-пойду, — сказала я, стараясь унять дрожь в голосе и конечностях. — А то они заинтересуются, в чем тут дело.

Джейми на мгновение закрыл глаза, кивнул и придвинулся ко мне.

— Думаю, англичаночка, тебе лучше упасть в обморок, — сказал он. — Так будет естественнее.

Он чуть присел, поднял меня на руки и вынес через дверь, которую Дугал распахнул перед ним.

Его сердце гулко стучало прямо возле моего уха, я чувствовала, как дрожат его руки. После духоты в церкви, с ее запахами пота, крови, пороха и лошадиного навоза, у меня перехватило дыхание от холодного свежего воздуха раннего утра, и я прижалась к нему, вся дрожа. Его руки крепко обнимали мои плечи и колени, словно обещая скорое освобождение.

— Боже, — прошептал он еле слышно, и мы вплотную подошли к англичанам.

Быстрые вопросы, невнятные ответы, неприятное ощущение его ускользающих рук, когда он осторожно положил меня на землю, быстрый звук удаляющихся шагов по мокрой траве. Я осталась одна, в руках чужаков.

Глава 44

Все идет вкривь и вкось

Я ближе придвинулась к огню, протянув руки, чтобы согреться. Целый день на лошади, с поводьями в руках — руки стали просто серыми, и я на мгновение подумала, не пойти ли к ручью, чтобы их вымыть. Соблюдение необходимых правил гигиены в отсутствие водопровода кажется делом весьма утомительным. Неудивительно, что люди часто болеют и умирают, горестно подумала я. Они умирают от грязи и невежества.

Мысль о возможности умереть от грязи заставила меня подняться на ноги, невзирая на усталость. Маленький ручей, который протекал неподалеку от лагеря, имел болотистые берега, и мои туфли глубоко завязли в топкой грязи. Вернувшись к костру с чистыми руками, но мокрыми ногами, я нашла там капрала Роуботама. Он поджидал меня с тарелкой того, что он называл тушеным мясом.

— Капитан приветствует вас, мэм, — сказал он, дотрагиваясь до своего чуба, и протянул мне тарелку. — И еще он просил передать вам, что завтра мы будем в Тавистоке. Там есть постоялый двор.

Он немного помедлил, на его круглом добродушном лице появилось выражение озабоченности.

— Капитан просит извинения за недостаток удобств, мэм, но на ночь мы поставили вам палатку. Ничего особенного, а все ж укрытие от дождя.

— Передайте капитану мою благодарность, капрал, — произнесла я со всей любезностью, на какую была способна. — И вам огромное спасибо, — с большей теплотой добавила я, хорошо понимая, что для капитана Мейнуоринга я была всего лишь обременительной нагрузкой, ему бы и в голову не пришло подумать об условиях моего ночлега.

Палатка — кусок парусины, аккуратно навешенный на ветку дерева и с двух сторон укрепленный колышками, — несомненно, была идеей самого капрала Роуботама.

Капрал ушел, а я сидела одна и медленно ела запеченный на огне картофель с жилистым мясом. Возле ручья я обнаружила позднюю полевую горчицу с увядшими и потемневшими листьями и принесла пригоршню в своем кармане вместе с несколькими ягодами можжевельника, которые сорвала чуть раньше. Листья горчицы были старыми и очень горькими, но мне удалось проглотить их между глотками картофеля. Всю еду я заела ягодами можжевельника, чуть надкусывая их и проглатывая вместе с семенами. От них запершило в горле, заслезились глаза, но зато язык очистился от жира и вкуса пригорелого мяса, к тому же вместе с горчицей они, возможно, уберегут меня от цинги.

В одном из двух моих медицинских шкафов, в самом большом,