Не заявись в Дом учителя «британский шпион» Виктор Луи с англичанкой, весь мир спокойно спал бы на печке, – комментирует Валентин Воробьев, – и никто не знал бы, кто такой Элий Михайлович Белютин и где расположен московский Манеж (В. Воробьев. С. 231).

На следующий день, – рассказывает Леонид Рабичев, – под девизом «Абстрактное искусство на Коммунистической улице!» по межконтинентальным телевизионным каналам выставка была показана в Европе и Америке. Вскоре на Кубе, на пресс-конференции, которую давала советская дипломатическая миссия во главе с Микояном, одним из иностранных корреспондентов (кажется, их было около трехсот) был задан вопрос: «Действительно ли в СССР разрешено абстрактное искусство?» Никто ничего не знал. Позвонили в ЦК. Там никто ничего не знал (Л. Рабичев. С. 61).

– Это либо провокация, либо признание, – в телефонном разговоре с Э. Неизвестным высказывается Э. Белютин. – В последнее верить трудно, но отказаться невозможно. Поэтому, на мой взгляд, следует взять работы более спокойные (Дружба народов. 1990. № 1. С. 138).

Дискуссия на конференции оказалась необычайно бурной, – отмечает Юрий Герчук. – Защитники соцреалистической традиции и сторонники решительного обновления искусства сошлись лицом к лицу и впервые в столь многолюдном собрании высказали друг другу в лицо свои аргументы (Ю. Герчук. Кровоизлияние в МОСХ. С. 74).

планировать новаторство и давать установки, каким оно должно быть, это также дурная традиция. И не надо под предлогом борьбы против «ложного» новаторства и формализма никого запрещать, загонять в подполье. Нужно раз и навсегда запретить запреты (Там же. С. 72–78).

противоборствующие силы четко размежевались. Страсти были накалены, и на стороне, заметно проигрывавшей свободную дискуссию, появление на выставке deus ex machina – соответствующим образом заранее настроенного Хрущева – оказалось остро необходимым. И кому-то его удалось и пригласить, и настроить (Там же. С. 78).

…Кочетов, Софронов, Грибачев и им подобные возглавляют ныне журналы и газеты и совершают диверсии на все передовое, на все новое, что появляется в советской кинематографии. По-моему, это компания хулиганов, которая ведет непартийную линию, которая резко противоречит установкам нашей партии.

это все, что стоит на путях проникновения к нам буржуазного западничества – формализма в кинематографе, мелкотравчатости и душевной пустоты в литературе, абстракционизма и огрубления жизни в живописи, то есть ухода нашей литературы и нашего искусства в сторону от социалистического реализма, ухода от народности и от ленинской партийности.

когда Михаил Ромм высказал вдруг на одной из закрытых дискуссий все, что он думает о мракобесе Кочетове, только что назначенном ЦК партии редактором журнала «Октябрь», более того – разъяснил без эвфемизмов «фашистский» смысл литературных погромов, – речь Ромма разошлась по России, наверное, большим тиражом, чем газета «Правда» (Г. Свирский. На лобном месте. Лондон, 1979. С. 331).

цензура обращает внимание на концовку (арм и евр народы противопоставлены всем остальным). Тот случай, когда нужно идти хлопотать за то, чему не сочувствуешь. Гроссман – бык дурной: снимайте. Точно из‐за этих тостов между избранными народами написан весь очерк (местами талантливый, но в целом плохой, яческий и т. п.) (А. Твардовский. Новомирский дневник. 1961–1966. С. 134)556.