В июне 1922 года, после очередной вылазки на север штата, Уильям Рокфеллер проконсультировался с врачами по поводу боли в горле, и у него диагностировали рак горла. В ослабленном состоянии однажды он решил проехаться легким галопом по Центральному парку, подхватил пневмонию и вскоре умер. В письме Генри Клею Фолджеру Рокфеллер превозносил брата как «сильного, предприимчивого, отзывчивого человека»4. Хотя Уильям всегда находился в тени Джона, он оставил значительное состояние, примерно в двести миллионов долларов (миллиард восемьсот тысяч долларов сегодня), затмив состояния Пейна Уитни и Томаса Форчуна Райана. Но кроме пожертвования в миллион долларов на нужды войны, Уильям не проявлял благотворительных порывов, хотя Джон уговаривал его вложиться в образовательные и медицинские проекты. Практически все состояние Уильяма отошло его четырем детям: Эмме Рокфеллер – Мак-Алпин, Уильяму Гудселлу Рокфеллеру, Перси Эйвери Рокфеллеру и Этель Джеральдин Рокфеллер – Додж.

К 1922 году Рокфеллер потерял родителей, четырех братьев и сестер, жену, старшую дочь, двух внуков и почти всех старых деловых партнеров. С грустью сказал он Генри Клею Фолджеру: «Ряды соратников редеют, и мы из старой гвардии, естественно, держимся ближе друг к другу»5. Ему, конечно, приходили мысли и о конце своего жизненного пути. В июле 1919 года на его восьмидесятилетие Младший хотел подарить Старшему роллс-ройс, но тот спросил, сколько это будет стоить, и взял вместо этого чек на четырнадцать тысяч долларов. На своем празднике Рокфеллер сказал прессе, что искренне хотел бы дожить до ста лет, он приписывал свое хорошее здоровье гольфу и ежедневной столовой ложке оливкового масла. Поседевший доктор Биггар повторил давнее пророчество: «Господин Рокфеллер будет жить до ста лет»6. Рокфеллер и доктор Биггар договорились, что сыграют в гольф 8 июля 1939 года, и скрепили соглашение рукопожатием. Доктор Биггар, увы, отменил встречу: он ушел в 1920-х годах, а его знаменитый пациент, расхваливая советы Биггара о свежем воздухе и пяти ежедневных периодах покоя, продолжал держаться. Из-за умеренности в еде и значительной потери костной массы вес Рокфеллера упал до сотни фунтов (ок. 45 кг). Когда-то высокий и мускулистый, теперь это был ссохшийся маленький человек, не выше своего сына.

Несмотря на жутковатую схожесть с мумией, Рокфеллер все еще просчитывал мир наперед, его глаза внимательно оценивали вновь прибывших. Он старался изгнать мрачные мысли и впускать только радость и праведную благодарность за щедрость бога. В чем-то одинокий и подверженный редким приступам депрессии, он приходил в себя и становился более оживленным, чем ранее. Во время гольфа и за едой его обычно окружали шесть или восемь человек, и он собирал компанию более молодых людей, особенно молодых женщин. В свой восемьдесят шестой день рождения он написал следующие строки: Меня рано научили работать и играть, / Моя жизнь была долгим счастливым праздником, / Полным работы и полным игры – / Я постепенно отбросил беспокойства – / И Бог был добр ко мне каждый день7.

Меняющийся Рокфеллер в течение жизни постоянно воссоздавал себя, при этом придерживаясь определенных ключевых принципов. Как написал Г. Дж. Уэллс: «Он, очевидно, шел и ввысь и вширь на каждом этапе своей карьеры»8. Вероятно, самая поразительная трансформация произошла в его поведении с женщинами, когда он отбросил старые викторианские запреты. Освободившись от сдерживающего влияния Сетти, Рокфеллер определенно стал игрив. Старый коллега Уильям Т. Шеппард представил его однажды некой госпоже Лестер, и Рокфеллер сказал со значением: «Господин Шеппард, ваша подруга, госпожа Лестер, очень хорошенькая». Младший стоял рядом в ужасе. «Я прошу прощения, – извинился он перед миссис Лестер, – отец подхватил несколько сленговых фраз, не понимая их значения». Госпожа Лестер, судя по всему не недотрога, ответила: «О, господин Рокфеллер, вам нет необходимости извиняться за вашего отца».

Редкая партия в гольф обходилась без дамы для удовольствия Рокфеллера, и, когда ему удавался хороший бросок, он пускался в небольшой шутливый чарльстон, говоря леди: «Вы должны поцеловать мне руку за это»10. Когда при выходе в свет вокруг него собирались толпы, Рокфеллер, и это было очень заметно, махал симпатичным молодым женщинам. «Он – как мальчик во время игр, – заметил один фотограф11. У Рокфеллера впервые появилась узнаваемая подруга: госпожа Айра Уорнер из Бриджпорта, штат Коннектикут, пышная жена, затем вдова, изготовителя оптических приборов и постоянная посетительница и Кайката, и Ормонд-Бич.

Рокфеллер все чаще использовал дневные выезды как возможность пошалить. Он надевал толстые черные или янтарного оттенка защитные очки, а иногда заимствовал вуаль у одной из пассажирок и театрально набрасывал на лицо и заправлял за уши. Он сидел плотно зажатый на заднем сиденье между двумя пышными женщинами, обычно соседками или посетительницами, на колени накидывали покрывало, и он прославился шаловливыми, как у школьника, руками, блуждающими под покрывалом. Мужчина, который был образцом самообладания, теперь временами казался старым сатиром, у которого чесались руки. Том Пайл, главный садовник и егерь в Покантико, водил вторую машину в ежедневном автопробеге, и его часто поражало возмутительное поведение работодателя. Когда машина Рокфеллера остановилась в один день на светофоре, молодая женщина, ехавшая с ним сзади, неожиданно выскочила и перебралась в машину Пайла. «Старый волокита! – возмутилась она. – Ему надо руки связать!» Пайл отметил, что некоторым местным матронам нравились прогулки, и они часто возвращались за добавкой. «Я так и не понял, то ли с разными женщинами обращались по-разному, то ли некоторых устраивало, что их щиплет девяностолетний мультимиллионер»12.

Рокфеллер, как будто жил задом наперед, стал юным поздно, на девятый и десятый десяток. Как будто после всего сверхъестественного напряжения он получил то, чего его лишили: беспечное детство. Молодея духом, он становился даже модником с обширным гардеробом щегольских костюмов. Теперь у него было шестьдесят стильных костюмов, несколько сотен галстуков, и иногда он менял одежду по три раза на дню. К изумлению Младшего, он водил дам на концерты и танцы в отель «Ормонд-Бич». «Каким весельчаком ты становишься: сегодня опера, завтра бал у губернатора, – написал он отцу. – Надеюсь все утихнет к нашему с Эбби приезду»13. Примерно в это же время у Рокфеллера проявилось странное гротескное поведение. Однажды вечером разговор за ужином зашел о мозолях, Рокфеллер сказал: «У меня никогда их не было, и, чтобы вам это доказать, покажу свою ногу». – Затем снял ботинок и носок и положил голую ногу на стол14.

Однажды он ехал с гостями по Флориде, и у них почти закончился бензин, но они нашли сельскую заправочную станцию неподалеку. Вышла крепкая сельская женщина, шофер попросил у нее пять галлонов (ок. 19 л) – ее поразило слишком малое количество для такой огромной машины. «Куда вы едете?» – спросила она. Рокфеллер выглянул, наклонившись с заднего сиденья: «Моя дорогая женщина, мы по пути на небеса. И мы доберемся рано или поздно». Она с сомнением уставилась на него: «Может, вы и на пути на небеса, кто бы вы ни были, но предупреждаю, на пяти галлонах вы туда не доедете!»15 Эта история стала одной из любимых у Рокфеллера. Часто, если в машине оставались свободные места, он подбирал голосующих на дороге или пешеходов, чтобы поддерживать беседу.