– Скорее всего, они все равно обречены.

– Посмотрим. Кстати, если болезнь и впрямь заразная, то все равно уже поздно об этом думать.

* * *

Сергей возвращался с тяжелым сердцем. Иван, шедший впереди, всю дорогу до Сходненской молчал. А на подходах к станции вдруг остановился.

– Ну все, довел я тебя. Пойду обратно.

– Куда? – удивленно спросил Сергей.

– Помочь надо девушке – трудно ей там будет одной с больными.

– Тогда я тоже вернусь.

– Нет, – твердо сказал Иван, – ты должен пойти и рассказать людям, что произошло. Она права. Нужно убедить их, что болезнь не опасна.

И Сергей послушался – а что ему еще оставалось делать?

Патруль остановил его еще на подходах к Сходненской – видимо, то был приказ коменданта. Его отвели в подсобное помещение и заставили буквально выкупаться в дезрастворе. Несколько дней он провел в изоляторе, перед дверью которого стояла усиленная охрана. Сергей маялся от неизвестности, но сделать ничего не мог. Дней через пять, по его подсчетам, его навестил, наконец, комендант, надевший ради такого случая респиратор. Сначала он очень настороженно и недоверчиво отнесся к известиям, но Сергею удалось-таки его убедить – если бы на Планерной была настоящая эпидемия, то она давным-давно распространилась бы и на Сходненскую тоже. Комендант устроил собрание, где объявил народу, что опасности нет, и похвалил разведчиков за отвагу. Сергея выпустили, наконец, из изолятора. Он все порывался идти опять на Планерную, но комендант отдал приказ никого туда не пропускать – видно, хотел убедиться окончательно:

– Живы будут – сами придут, – уговаривал он Сергея.

Заметно было – несмотря на то, что ситуация вроде бы разъяснилась, предубеждения у него остались. Особенно против «растреклятых обезьян».

Прошло уже больше недели, когда из туннеля со стороны Планерной к постам вышел, наконец, человек. Он еле передвигал ноги, а на подходах к станции и вовсе свалился без сил.

– Я не болен, просто устал очень, – извиняющимся голосом пробормотал он, и Сергей с трудом опознал Ивана – таким чумазым и осунувшимся было его лицо. В изоляторе он проспал чуть ли не сутки и лишь потом смог отвечать на вопросы.

Один из мужчин все-таки умер, зато остальные быстро идут на поправку. Он постарался обеспечить их на некоторое время едой, но хорошо бы все-таки забрать жителей Планерной сюда, хотя бы на некоторое время. А если это невозможно, то он снова вернется к ним и будет помогать, пока они не окрепнут достаточно, чтобы самим о себе позаботиться.

– А Катя где? С ними? – нетерпеливо спросил Сергей. Иван только головой покачал:

– Она мне очень помогла в первые дни. Мы с ней на поверхность выходили, кое-какой еды натаскали людям. А когда стало ясно, что большинство выкарабкается, она ушла.

– Как – ушла? Куда тут можно уйти?

– Да ведь у нее карта была. Она сказала, что хочет пройти в большое метро тем же путем, что Нюта когда-то. Увидеть девушку, которая гуляет по трамвайным рельсам. Заглянуть в овраг к Павлу Ивановичу и Маруське. Просила не волноваться за нее и сказала, что будет всех вас вспоминать. И скучать тоже будет, а только взаперти усидеть не сможет. Она хочет теперь узнать про какого-то знакомого, которого оставила на Китай-городе, – она называла имя, да я позабыл. Сказала – ей кажется, что он жив, и она его найдет.

Сергей схватился за голову. Но сделать ничего уже было нельзя…

В новом коллекторе Неглинки, в просторном туннеле, где вдоль берегов, покрытых слоем ила, протекал быстрый, но неглубокий мутный поток, сидел бледный светловолосый человек в потрепанном костюме защитного цвета и глядел в воду. Из выкрошившихся цементных стен кое-где торчали прутья железной арматуры, в свете факела еще можно было разобрать сделанные когда-то краской надписи. Здесь и там виднелись сероватые выросты – причудливые грибы. Корни деревьев, свисавшие сверху, образовали над головой сидевшего густую бахрому. Рядом с человеком неподвижно застыл белый таракан размером с небольшую собаку.

Заметив плывущий по течению старый башмак, человек длинной палкой с ржавым крюком на конце подцепил его и вытащил на берег. Оглядев, разочарованно отбросил туда, где уже лежала куча всевозможного хлама, и снова стал пристально вглядываться в воду. Что-то серое крутилось в потоке, старьевщик протянул было палку, но, разглядев дохлую крысу, брезгливо поморщился. Потом мимо него проплыл обрезок доски, но как он ни старался, ему не удалось его достать.

Таракан оказался удачливее: внезапно он сделал неуловимое движение передними лапами – и выдернул из потока бледную рыбу с выпученными глазами. Рыба билась, раскрывая зубастую пасть, а таракан, держа ее в вытянутых лапах, терпеливо ждал. Когда та перестала трепыхаться, он осторожно положил ее к ногам сидевшего.

– Молодец! – похвалил человек, швырнул рыбу в облезлое пластиковое ведерко, где уже лежало несколько ее собратьев, и погладил таракана между фасетчатых глаз. Тот слегка пошевелил усами и снова застыл над потоком.

– Ну все, идем спать, Грегор, – сказал, наконец, человек, поднявшись. – Еще один день прошел – и фиг с ним! Сегодня улов у нас так себе. С другой стороны, сами мы никому на зубок тоже не попались – уже неплохо. Завтра будет новый день – глядишь, будет и новая пища…

Таракан засеменил следом за ним в полукруглый туннель, выложенный красным кирпичом. Там, в тупике, старьевщик оборудовал что-то вроде комнаты. На гвоздях, вбитых в стену, была развешана одежда, имелась даже самодельная кровать, где поверх квадратного матраса валялось несколько дырявых одеял. Прежде чем улечься на свое грубое ложе, человек поставил у входа ржавый капкан – так, на всякий случай. Таракан распластался поблизости и стал почти незаметен.

Проснулся человек оттого, что услышал хрипловатый голос:

– Отшельник! Эй, отшельник, ты живой еще?

– Чего? – вскинулся человек спросонья. Таракан насторожился.

– Чего-чего, – передразнил тот же голос. – Я могла бы убить тебя три раза, пока ты там ковыряешься. Тебе нужно придумать защиту понадежней, Константин!

И тут он рассмеялся – впервые за долгое время.

– Привет тебе, охотница! Давно эти берега не слыхали твоего голоса. Я уж, грешным делом, думал, что тебя убили.

– Фигушки! Не дождешься. Меня уже один раз приняли за мертвую – так что я теперь долго буду жить. Слыхал, как люди говорят – у Кошки девять жизней!

До него донесся хрипловатый смех, затем – удаляющиеся шаги. Человек сидел в темноте и улыбался. Таракан переминался с ноги на ногу, как собака.

– Спи, Грегор, спи, – пробормотал человек. – Все в порядке, это свои. Ничего страшного. Это Кошка вернулась…