Нюта как будто тоже сторонилась ее – или ей так только казалось? Во всяком случае, общаться они стали куда реже: Нюта почти все вечера проводила с Кириллом и словно целиком погрузилась в ожидание предстоящего события – рождения первенца. А если даже муж ненадолго отпускал ее, Победительница Зверя предпочитала общество женщин постарше, которые могли дать совет, и шила под их руководством крошечные распашонки. А у Кошки при одном взгляде на эти тряпочки сжималось сердце. «Своего ребенка у меня не будет», – то и дело думала она. Нет, она вовсе не завидовала Нюте, но уж очень тяжело ей было от таких мыслей. Потому Кошка предпочитала коротать вечера у костра, подружилась с одним из местных сталкеров, здоровенным мужиком по кличке Викинг, и выспрашивала у него про поверхность. Часто к ним присоединялся Иван, иногда с ним вместе приходил голубоглазый подросток, которого звали Женей. Иван обращался с ним, как с собственным ребенком, хотя, по соображениям Кошки, возраст Жени такую возможность исключал. Мальчик нравился Кошке – задумчивый и замкнутый, он не похож был на своих шумливых сверстников. Наверное, несмотря на юный возраст, тоже успел пережить немало. Видно было, что он очень привязан к Ивану. Вскоре обнаружилось, что он любит животных, и Кошка еще больше подружилась с ним – в конце концов, она была ненамного его старше. Женя однажды даже рассказал ей по секрету, как его спасали, выдавая за девочку. Они посмеялись от души, но от кого ему пришлось скрываться и по какой причине, Кошка тактично предпочла не спрашивать. Она подумала, что если мальчик будет доверять ей, то когда-нибудь, возможно, расскажет сам – если захочет.

Они в который уже раз обсуждали слухи и байки, ходившие по метро. Викинг рассказывал о легендарном отшельнике Тушинского оврага Павле Ивановиче, который приручил шестиногого мутанта. Кошку больше всего насмешило то, что ручного мутанта звали Марусей – как и монстра, которого она видела в музее. Поведав, что сталкерам Сходненской мерещится иногда сияющее огнями здание кинотеатра «Балтика», снесенного еще до Катастрофы, Викинг шепотом добавил, что, по его мнению, там открылся портал в другое измерение. Кошка понятия не имела, что такое портал, но на всякий случай соглашалась, чтобы не выглядеть глупо. Она, в свою очередь, порадовала их рассказом о мутанте на Шаболовке.

Иван заявил, что однажды испытывал что-то подобное при вылазке на поверхность на Цветном бульваре. Они тогда забрели случайно в здание бывшего театра кукол, и начались у них такие глюки, что они чуть не остались там навсегда. Но у Викинга было, как всегда, свое мнение.

– Я так думаю – не мутант это был, а такое невидимое… поле, что ли? Там сохранилась память о прежних временах, – он неопределенно покрутил рукой в воздухе. – Ну, вроде, завихрение такое в пространстве. Не зря же говорят, что мысли в воздухе носятся… А может, там какой-то излучатель остался, а после взрыва все это нарушилось. Так что не ломай себе голову, не кори себя и никого не слушай – ученые и раньше не все могли объяснить, а теперь и вовсе растерялись.

Сергей, конечно, сказал, что все это ерунда. Не было ни мутанта, ни поселения, ни завихрения. Был просто допившийся до зеленых чертиков начальник Шаболовской, которому неизвестно что мерещилось, и хорошо, что Кошка с Нютой в этой передряге уцелели. Ему самому на Красной Линии случалось слышать и более бессмысленные приказы. И вообще ему иногда кажется, что он этого Ивана видел в свое время опять же на Красной Линии, – только тогда парень, вроде, выглядел получше. И ей не стоило бы так быстро сходиться с незнакомыми людьми и верить всяким глупостям – народ тут собрался разный, жизнью побитый, и чуть ли не у каждого своя история за плечами – у кого печальная, у кого страшная. И что у кого на душе, лучше иной раз и вовсе не знать. Кошка при этих словах вздрогнула, но Сергей не обратил на это внимания. Видимо, он рассуждал без всякой задней мысли.

Одним словом, Кошка чувствовала себя неуютно. Но что делать, она не знала. Получалось, что она испортила Сергею жизнь, что ему плохо из-за нее. И ей из-за этого тоже тяжело, а исправить ничего нельзя.

Она считала себя обманщицей. Ведь он не знает, какая она на самом деле. Ей казалось, что если ложь так и будет стоять между ними, то этот барьер не удастся перешагнуть никогда.

«Нельзя ему дальше врать насчет прошлого, – думала она. – Наверное, ему и так уже черт знает что наговорили и он просто слишком порядочный, чтобы спрашивать напрямую. А если даже никто пока и не раскололся, надолго ли это? Допустим, Иван обещал молчать. Но ведь не он один знает. Однажды на станции появится какой-нибудь гость из прошлого и опознает меня – как Леха тогда…»

Вспомнив про Леху, Кошка всхлипнула. Она же не может всех убивать. Она вообще не хочет больше убивать!

«Нет, надо все рассказать самой. Так будет правильно. А если он после этого отвернется от меня – что ж, значит, я это заслужила. Тогда и буду думать, что делать со своей жизнью. Даже не нужно будет нарочно искать смерти – на поверхности опасности подстерегают сталкеров на каждом шагу. Хотя, может, я и не умру. В конце концов, жила же я до этого, никому не нужная? Значит, как-нибудь проживу и дальше. Без него…»

* * *

Сергея Кошка обнаружила у костра – он что-то увлеченно обсуждал с отцом Кирилла, высоким седым мужчиной с правильными чертами лица, одетым в джинсы и зеленую куртку. Кажется, речь шла об овраге и пауках, она не разобрала. Сергей покосился на нее, как ей показалось, с неудовольствием, но тут же вновь обернулся к собеседнику. Кошка терпеливо дожидалась окончания разговора, машинально прислушиваясь.

– Вот вы говорите – Полис, – отец Кирилла неопределенно махнул рукой куда-то в сторону туннеля, уходящего к центру. – И что вы там забыли? Я слышал, что про них рассказывают, – мол, сберегают накопленные знания, и так далее. Но вот меня, например, совсем не тянет туда. И я скажу вам, почему. Большая часть этих знаний теперь абсолютно бесполезна. Они там сидят на изъеденных червями фолиантах и думают, что это великое культурное наследие, которое непременно нужно сберечь. А мир настолько изменился, что многие книги давно стоило бы сжечь, – так они принесли бы больше пользы. Здесь у нас куда больше возможностей заниматься наукой – это я вам как биолог говорю. Здесь совершенно уникальные места – возьмите вон хоть Тушинский овраг. Вот где простор для исследователя, пища для ума! Теории должны подкрепляться практическими примерами – и здесь их можно найти с избытком. И не надо мне ни про Полис, ни про мифический Изумрудный Город. Я считаю, что это сказки, что там ничего нет. А если даже и есть какая-то небольшая община, замкнувшаяся в себе, так она постепенно вымрет.

– Вы энтузиаст, – сказал Сергей, – это приятно. Такое чувство, что вы и по прежней жизни не очень-то скучаете.

Отец Кирилла вздохнул:

– Да, когда-то у меня была другая жизнь, но теперь мне все чаще кажется, что это просто сон. У меня такое чувство, что я родился в метро, на этой станции, и с детства видел над собой закопченный потолок, а небо – лишь изредка, во время вылазок. Человек ко всему привыкает, и я привык – питаться грибной похлебкой, каждый день отстаивать право на существование в борьбе с мутантами, трудностями, природой, наконец. Не знаю, как у вас там, в центре, а здесь выживают лишь те, которые не опускают рук, не впадают в уныние. И мне нравится, что я встречаю трудности плечом к плечу с ними.