другое жильё, а если выкарабкается, тоже неизвестно, каким будет… Ты же не будешь за ним горшки таскать.

Сжав зубы, я прикрыла глаза. Я не думала о горшках, не думала о жилье или о себе и хотела только одного: чтобы Николай Андреевич выжил. Бабушка же в силу возраста была куда прагматичное меня, а потому сразу смотрела в глубь проблемы, и эта её сторона навела в моих мыслях хаос.

– Как учёба? – снова спросила она, пытаясь вытащить меня из пучины жалости к себе и Николаю Андреевичу.

– Нормально. – С учёбой правда было нормально, и я считала это единственной хорошей новостью на сегодня.

– Ладно, звони, как будет что известно.

Отключив телефон, я убрала его в карман. Идти домой не хотелось, и я просто прижалась головой к стене и прикрыла глаза. Стены, потолок и окна этого странного зала меня больше не волновали. Тяготила неизвестность, и я была готова отдать всё на свете, лишь бы узнать, в каком состоянии сейчас находится Николай Андреевич.

Я не знала, сколько пробыла здесь: час, два, три или больше. Медсестра, беседовавшая со мной, не возвращалась. Врачи, изредка проходящие мимо охранника, тоже объяснять что-либо не стремились, как обычно ссылаясь на огромное количество работы и недостаток информации.

В какой-то момент я задремала, а, проснувшись, совершенно не могла понять, где я и как здесь оказалась. Голова была тяжёлой и мутной, кто-то тряс меня за плечо, и мне потребовалось не меньше минуты, чтобы, сфокусировав взгляд, узнать в этом ком-то зятя Николая Андреевича.

– Как он? – протерев глаза, спросила я. Голос прозвучал хрипло, и мне пришлось покашлять, чтобы вернуть ему нормальное состояние.

– Врачи делают всё, что могут.

– Всё? – я опять откинулась на сиденье.

– Мне рассказать тебе о всех стадиях лечения геморрагических инсультов у пожилых людей?

«Значит, всё-таки инсульт…» ‒ подумала я и покачала головой. Ликбез в отношении операций, капельниц и уколов мне сейчас был нужен меньше всего.

– Он поправится?

– Первые сутки всегда самые тяжёлые. Но прогноз хороший. – Роман улыбнулся и в упор посмотрел мне в глаза. – Ты – молодец! Быстро сориентировалась и быстро вызвала «скорую».

Его похвала была мне приятна, и, пытаясь скрыть расплывшуюся по губам улыбку, я принялась рассматривать коричнево-жёлтые плитки пола, в швах которых виднелась застарелая грязь.

– Как твоё горло?

– Что? ‒ не поняла я и даже на секунду заставила себя поднять взгляд.

– Горло, спрашиваю, как? Оно же у тебя вроде вчера болело.

– Прошло. Кажется… – потерев шею под платком, я вдруг поняла, что не вспоминала о нём уже около суток. То ли таблетки действительно помогли, то ли в связи с последними событиями мне было просто не до больного горла.

– Кажется… ‒ передразнил меня он и закатил глаза. ‒ Ладно, поехали, домой тебя отвезу.

– Нет, – запротестовала я. – Мне надо ещё посидеть. Вдруг что новое выяснится.

– Я тебе сообщу, если что-то изменится. О состоянии Николая Андреевича тебе всё равно никто ничего не скажет. Врачи говорят только с родственниками. Да и поздно уже. Посмотри, какая темень на улице.

Вздохнув, я подняла голову и одёрнула полы помявшегося пуховика.

– Не надо, я сама доберусь. Как-нибудь. На автобусе.

– Поехали. – Роман махнул на меня рукой. – Чтобы я точно был уверен, что с тобой всё в порядке. А то ты любишь влипать в истории, да и Пёс дома один…

– Точно, Пёс! – простонала я, резко хлопнув себя по лбу. – Когда я нашла Николая Андреевича, Пса дома не было. Наверное, он его отпустил с тем соседским мальчиком. Был бы Пёс дома, наверняка бы меня предупредил.

Роман на мои слова никак не ответил и, встав со стула, направился к дверям. Я засеменила следом. Всё так же молча мы сели в машину и покатили по тёмным теперь уже абсолютно бесснежным улицам города.

Сегодня я почти не смотрела в окно. Замысловатый рисунок из светящихся фонарей больше не вызывал в сердце приятного трепета. Роман следил за дорогой и даже зачем-то выключил радио. В салоне работала только печка, и я старалась не шевелиться, чтобы не создавать лишнего шума.

Поднявшись на лифте, мы сначала постучались к Андрюшке. Он жил в двести шестнадцатой квартире с мамой-домохозяйкой и отцом, который недавно открыл собственную строительную фирму. На вид Андрюшке было лет десять-одиннадцать. Высокий и худой, он напоминал ходячую жердь с длинными руками-спичками, однако глаза у мальчика были умными, голубыми с маленькими зелёными крапинками, что придавало ему особое очарование. Так же, как Николай Андреевич, он носил очки и зачёсывал свои светлые, слегка вьющиеся волосы на правый бок. «А шевелюра у мальца отменная, – подумала я. – Лысина ему явно грозит». Да и вообще он здорово походил на Николая Андреевича. Если бы я не знала всей истории, то наверняка приняла бы их за деда с внуком.

– Вы за Псом? – спросил Андрюшка чётко поставленным голосом, и тот, за кем мы пришли, тут же пришлёпал к порогу.

– За Псом, – Роман кивнул и взял собаку за ошейник. – Спасибо, что приглядел за ним.

– А я звоню-звоню, а у вас никто не открывает. Вот и решил взять пока к себе. Мама ругалась, – прошептал он, сделав шаг ближе, – но попыталась накормить его гречневой кашей с колбасой. Правда, он не стал есть. С дядей Колей плохо, да?

И он глянул на нас своими большими серьёзными глазами.

– Да. – Роман пожал парню руку. – Но он справится, ты ведь знаешь.

– Знаю, – кивнул Андрюшка. – Что бы не случилось, я буду помогать вам с Псом.

Улыбнувшись, я попрощалась и зазвенела сумкой в поисках ключей. Роман сориентировался раньше и, открыв дверь, пропустил меня вперёд.

– Я заберу Пса.

– Оставь… – испугавшись неожиданно вырвавшегося слова, я покраснела и поспешно добавила «те». Он сделал вид, что не заметил моей оплошности и, переступив порог, отпустил собаку.

– Точно справишься?

– Точно.

Роман постоял ещё минутку, а потом, сняв ботинки, зачем-то принялся показывать мне местонахождения миски и корма. Выслушав очень внимательно его наставления, я дала Псу поесть, но тот даже не взглянул на миску.

– Ешь, – строго сказал Роман. – Твой хозяин вернётся. Слово даю. – Пёс продолжал сидеть на месте и упрямо глазел в сторону