– Остынет, дочка! – наконец подытожил он. ‒ Остынет Роман, не переживай. Он же тебе сам её халат дал, когда к себе привёз после аварии, помнишь? Может, на работе что, вот он и сердится.

– Может, – для виду согласилась я, прекрасно понимая, из-за чего Роман на самом деле завёлся. Из-за моих слов про шизофрению…

– О… Кажется, нам в дверь звонят. Слышишь? – улыбнулся Николай Андреевич. Подняв голову, я и в самом деле услышала перезвон колокольчиков. – Роман вернулся. Я ж говорил, что передумает!

Сердце моё подпрыгнуло, и я понеслась к дверям, желая увидеть его первой, но… На пороге оказался другой человек. Широкоплечий, дородный, с густой, рыжей и местами уже поседевшей бородой. На вид ему было около шестидесяти, глаза маленькие, голубые, крысиные и удивительно мне знакомые. Я как будто видела его где-то раньше, хотя и никак не могла вспомнить где именно. Слишком уж внимательный взгляд и как будто всё на свете знающий. Но и это я бы не посчитала странным, если бы не его вопрос, прозвучавший точно гром среди ясного неба:

– Ты? Но как?

Глава 9

– Я? – Удивлённый возглас вылетел из моей груди прежде, чем я успела придумать хотя бы мало-мальски вежливый ответ на его вопрос. День выдался тяжёлым, и мне хотелось только одного – доползти до кровати, бухнуться на неё, закрыться с головой одеялом, и раз уж Роман не вернулся, не слышать и не видеть сегодня больше никого.

– Антоша! – Николай Андреевич на удивление быстро доковылял от кухни до прихожей и встал позади меня. – Что ж ты не предупредил, что заглянешь? Я ведь тебя только завтра ждал.

– Телефон на морозе разрядился, а я близко был, вот и решил зайти.

– Ну, ничего, ничего. Ты заходи, располагайся. А это моя квартирантка, – показал хозяин квартиры на меня, – Светлана. Я тебе рассказывал, помнишь? И ты, Света, знакомься. Это мой хороший друг – Антон Демидов.

Буркнув что-то в знак приветствия, я отступила назад, и человек, которого Николай Андреевич назвал Антоном, не переставая буравить меня взглядом, зашёл в прихожую. И ладно б просто смотрел, так нет, будто на рентгене сканировал.

«Никак полицейский, − подумала я, скрестив руки на груди. – Наверное, опознал во мне какую-нибудь воровку-рецидивистку и сейчас отправит снимать отпечатки пальцев. Или вовсе наряд вызовет …»

Но, как ни странно, сдавать отпечатки меня не заставили. Звонить кому бы то ни было этот Антон тоже вроде как не собирался. Действовала на нервы только одна вещь – все молчали, будто на похоронах. Николай Андреевич кашлянул, и я затылком почувствовала, как он показал своему гостю какой-то знак. Это помогло: тот, наконец, расшнуровал ботинки и повесил рядом с моим пальто свою светло-серую куртку.

– Простите, – через какое-то время проговорил он. Голос его был низким и хриплым, как у медведя, словно он то ли много курил, то ли часто простужался. – Я обознался. Вы мне напомнили одну девушку. Я не видел её много лет, вот и перепутал: похожи вы очень. Может быть, родственницы?

– Вряд ли, – махнула рукой я. – Все мои родственники живут в Ч***, я и сама выросла там. Сюда только полтора года назад учиться приехала.

– Так Вы из Ч***! – Театрально хлопнув себя по лбу, Антон многозначительно посмотрел на Николая Андреевича. – Теперь понятно, почему Ваше лицо мне знакомо. Я же сам уже как девятнадцать лет живу там. Моя жена – директор Дома малютки, и мы часто ездим по школам. Сейчас в моде проекты, касающиеся помощи детским приютам, поэтому школы часто становятся пунктами сбора вещей и игрушек.

Я кивнула. Не похоже, что он говорил неправду. У нас действительно ежегодно проходили такие сборы, а внешность у этого Антона была очень колоритной. Скорее всего, мы действительно не раз встречались в школе, когда он приезжал за вещами.

– Вот и разобрались, ‒ сконфуженно улыбнулся Николай Андреевич, нагибаясь за тапочками Романа.

Выдавив ответную и ещё более сконфуженную улыбку, я извинилась и направилась в свою комнату. Ни с Николаем Андреевичем, ни с его гостем говорить мне не хотелось. Хотелось только лечь в кровать, что я и сделала, едва оказавшись в спальне. История с детским приютом меня успокоила, однако насторожило другое. Как только я ушла, Николай Андреевич тут же проводил Антона на кухню и наглухо закрыл двери, чего раньше никогда не делал ни при Романе, ни при других редких посетителях.

«Да наплевать, – вытянувшись во весь рост, полушёпотом произнесла я. – В крайнем случае подыщу другое жильё. Не последний же он пенсионер в городе».

И с этими мыслями я сначала позвонила бабушке и рассказала ей о сегодняшнем дне, утаив самые неприятные подробности, а потом приняла горпилс и набрала сообщение Вере по WhatsApp:

«Как твои дела? Вещи и одежду я отвезла. Всё в целости и сохранности. Благодаря зятю хозяина квартиры, где я живу, удалось собрать кое-что ещё».

Удалить последнюю фразу хотелось до зубного скрежета: Вера не знала о чувствах, которые я питала к Роману, но, с другой стороны, Илона уже могла разболтать ей о высоком темноглазом мужчине, что сопровождал меня в пункт приёма аж целых два раза, поэтому выхода не было. Я решила прояснять ситуацию сразу, а не придумывать объяснения по мере необходимости.

Ответ Веры пришёл только через четверть часа, и по тому, как много опечаток было в её сообщении, я сделала вывод, что дела у неё отнюдь не нормально.

«Я норально. Ты молодеу. Спасибо! Знада, что могу на тея положиться».

«Как папа?», – снова написала я.

В этот раз Вера набирала сообщение больше трёх минут. Видимо, тщательно продумывала каждое слово:

«Папа в реанимации. Нам остаётся только ждать. Мама держится, я тоже. Мы всех просим помолиться за него».

Сказать по правде, я никогда не верила в Бога, но после Вериных слов послушно закрыла глаза, сложила ладони друг к другу и быстро произнесла: «Господи, если ты есть на свете, помоги отцу моей подруги». А потом также быстро набрала новое сообщение:

«Всё будет хорошо. Жизнь никогда не пошлёт нам испытаний, которые нам не по силам».*

Вера прислала грустный смайлик и вышла из сети. Последовав её примеру, я убрала телефон на тумбочку. Силы потихоньку начали ко мне возвращаться, а свинцовая тяжесть с сердца медленно сходила на