Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ответ Конни только отмахивается. Многозначительно прищурившись и постаравшись, чтобы ее голос звучал как можно ниже, она, откинув голову, наклоняется к сестре и произносит:
— Нам нужно продать себя подороже, милая. Выше головы, грудь вперед — шоу начинается!
Девушки повязывают на шеи тонкие шелковые шарфики. Эта изящная деталь туалета на самом деле призвана укрыть то место, где у мужчин положено быть кадыку.
Пение — их жизнь. Это занятие захватило их еще в раннем детстве, когда они обнаружили под кроватью у матери Карлы коллекцию пластинок, оставшуюся от ее отца. Петь они любят и, возможно, все-таки умеют. По крайней мере, это получается у них лучше, чем что бы то ни было другое. Карла нежно обнимает сестру и слабо улыбается. Шоу должно продолжаться в любой ситуации, при любых обстоятельствах, даже если голос одного из мужчин-солистов нельзя определить иначе чем сопрано.
Перед Конни и Карлой на сцену поднимаются «Персик и Сливки». Выступают они из рук вон плохо. Такого убожества сестрам не доводилось слышать уже давно. Кроме того, они абсолютно не готовы к нештатным ситуациям. Стоило их компакт-диску дать сбой, как это совершенно выбило их из колеи и смутило настолько, что они больше не смогли попасть в такт и до конца номера так и пели мимо фонограммы. Со сцены они уходят под несколько жидких жалостливых хлопков.
Стэнли, исполняющий роль конферансье, поднимается на сцену и говорит в микрофон:
— Как насчет подобающих аплодисментов для наших старых знакомых, наших очаровательных «Персика и Сливок»?
Публика игнорирует его, лишь несколько шутников свистят и завывают, когда он произносит имена «артистов».
Стэнли держится невозмутимо. Его волнует не судьба кого-либо из претендентов, а то, чтобы прослушивание, заменяющее сегодня шоу-программу, прошло гладко и без эксцессов.
— А теперь перед нами выступит еще один дуэт. Я сам его еще ни разу не слышал, так же как и вы. Поэтому прошу продемонстрировать все наше гостеприимство. — С этими словами он сурово смотрит в сторону компании тех самых шутников, словно давая им понять, что им лучше или заткнуться, или убираться. — Они приехали в наш город из… — он заглядывает в бумажку с данными, — из Виннипега. Они не похожи на других, они шикарные, загадочные, чертовски обаятельные и…
— Проваливай наконец со сцены! — кричит на весь бар один из посетителей.
Стэнли краснеет до ушей, но держится молодцом.
— Брэд, можешь считать, что скидки для тебя больше нет. Итак, прошу приветствовать…
Карла за кулисами слышит, как Стэнли представляет их дуэт: «Они приехали в наш город из Виннипега», и ее начинает трясти от страха. В Виннипеге, в этом городе с полумиллионным населением, лежащем посреди канадских равнин, где снег выпадает уже в октябре и где зимой температура воздуха настолько низкая, что люди порой даже не глушат на ночь мотор автомобиля, чтобы он не замерз за ночь, у них с Конни действительно есть родственники. Неужели Конни не придумала ничего лучше, чем назвать Стэнли именно Виннипег? А вдруг этот город окажется той ниточкой, дернув за которую на них сможет выйти Руди?
— Надеюсь, ты хоть не назвала ему наши настоящие имена? — опасливо осведомляется она, нервно кусая ногти.
— Не беспокойся, я все продумала, — хитро улыбаясь, отвечает Конни.
— Прошу приветствовать: Эл и Майки! — объявляет Стэнли по другую сторону занавеса.
Конни нажимает на кнопку «воспроизведение», и помещение наполняется первыми аккордами щемящей мелодии из «Кабаре».
Публика разочарована.
— У-у-у-у, «Кабаре», — фыркает один из трансвеститов. — Надо же, как оригинально!
Свет прожектора выхватывает из темноты Карлу, одетую под Лайзу Миннелли.
— Ага, ну вот и Лайза, — растягивая слова, подхватывает приятель первого трансвестита. — Всегда одно и то же!
Оба синхронно поднимают руки, чтобы «дать пять» друг другу по возможности с громким хлопком. Вдруг оба замирают и опускают руки. «Дорогуша, мы же с тобой девочки, — написано у них на лицах, — а воспитанным девочкам „давать пять“ не полагается».
За много лет Карла привыкла выступать под пьяные крики и комментарии скучающей публики. Но на этот раз язвительные замечания ранят ее больше, чем обычно. Может быть, виной тому общее настроение уже изрядно подуставшего зала, который потерял всякий интерес к происходящему на сцене, прослушав столько бесталанных исполнителей. Люди говорят в полный голос, громко заказывают выпивку, ходят из угла в угол — в общем, у Карлы нет никаких шансов по-настоящему привлечь к себе их внимание. Она, конечно, человек опытный, и ее кредо — шоу должно продолжаться при любых обстоятельствах, но то, что сейчас происходит в баре, едва ли можно описать как просмотр шоу: сцена и зал существуют абсолютно независимо друг от друга. Карла вдруг отчетливо понимает, что две девушки среди желающей поорать под караоке толпы трансвеститов вряд ли имеют какое-либо отношение к проекту шоу-ресторана.
Что-то в ней ломается, и она бросается к кулисам, где ее перехватывает Конни. Секундное замешательство, Конни берет сестру за руку, и та вроде бы приходит в себя. Все в порядке, все в порядке. Конни делает шаг на сцену, чтобы подхватить знаменитую песню Салли Боулз из «Кабаре», в которой оптимизм так смешан с горечью, как раз с того места, на котором Карла ее оборвала.
Проходит всего полминуты, и в баре все смолкает. Все как один оборачиваются к сцене и слушают — слушают с полным вниманием, — этого одетого женщиной щуплого паренька с высоким, словно специально по-женски поставленным голосом.
— Дорогуша, это что? Никак она и впрямь сама поет? — шепчет трансвестит, который только что иронизировал по поводу Карлы.
— Да, дорогуша, — подтверждает его приятель.
Конни действительно поет от всей души, вкладывает всю себя в слова, словно стараясь отыграться за все те дни после их побега из Чикаго, когда им так не хватало выступлений перед публикой.
Собравшиеся в баре мужчины потрясены. Эта «девушка» не только умеет петь, она может превратить всем знакомую песню в чертовски захватывающее шоу! Зрители приходят в еще большее изумление, когда на сцену, собравшись с духом и вдохновленная примером Конни, выходит Карла и присоединяется к сестре. Конни взглядом и выразительным жестом руки предостерегает ее: «Ниже! Слишком высоко взяла!» Карла переходит на октаву ниже и продолжает в этой же тональности.
Девушки поют в унисон, как в лучшие дни. Поют так, будто это выступление — последнее в их жизни. Заканчивается песня на сильной, эффектной ноте, которая, словно пронзив пространство, отделяющее их от публики, улетает куда-то вдаль и резонирует в космической бесконечности.
Конни и Карла могут наконец взглянуть на публику. Мужчины не аплодируют. В баре повисает тишина, и девушки принимают это за проявление полного безразличия. Решив, что провалились, девушки поворачиваются и направляются к кулисам.