Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сделав несколько сильных гребков веслами, я подплыл к лавочке, на одном конце которой сидела, прижавшись друг к другу, влюбленная парочка, а на другом – молодая симпатичная девушка в пальто, лузгавшая семечки из бумажного кулька, изящно сплевывая шелуху во второй кулек. Причалив к берегу и игнорируя недоуменные взгляды парочки, я обратился к девушке:
–Эй, красавица! А как насчет того, чтобы покататься на лодке с симпатичным парнем?
Даже не взглянув в мою сторону, она, выплюнув очередную порцию шелухи, нисколько не жеманясь, ответила достаточно просто:
–Ищи других кататься на этом корыте. Я приличная девушка и с незнакомцами не знаюсь.
–Так не гоже, такой красивой девушке в одиночестве, в такой прекрасный день щелкать семечки, тем более, что они уже заканчиваются.
–А откуда ты знаешь? – удивленно ответила она и наконец-то подняла глаза на меня.
Вначале в них было равнодушие, но по мере того как она всматривалась, выражение ее лица менялось. Наконец она узнала меня, и глаза ее радостно блеснули.
– Ну, раз ты такой прыткий и всезнайка, тогда поехали покупать новые.
И с этими словами она встала со скамейки и подошла к лодке. Я выскочил из нее и помог ей забраться внутрь и устроиться на скамейке. Затем, оттолкнувшись, поплыл на середину пруда, провожаемый многозначительными взглядами оставшейся парочки.
–Ну, здравствуй, Машенька,– сказал я, когда мы добрались до середины водной поверхности и оказались удаленными от других лодок.
Здравствуй, Володя, – ответила она, и лицо ее опечалилось.
–Ты чего такая расстроенная? – я сочувственно посмотрел на нее. – Да, знаю, тяжело, а кому сейчас легко? Вся страна в таком положении. А кто, как не мы, будет что-то делать, чтобы вернуть все в нормальное русло. Все, что было раньше, ушло и никогда больше не вернется. Нужно что-то делать, чтобы прекратить этот хаос и то истребление нации, которое идет сейчас. Страшно, что люди теряют человеческий облик, а нам с тобой его надо сохранить, во что бы то ни стало. Потому что люди ищут себе подобных, они чувствуют друг друга и тянутся тогда к тебе. Так, постепенно находя друг друга, объединяясь, мы сможем сделать многое для людей, для страны.
–Да, я все понимаю, – ответила она, украдкой вытирая навернувшиеся слезы, – страшно становится, когда слушаешь, что они планируют на своих заседаниях делать с народом и страной.
Надо сказать, что Маша работала стенографисткой-секретаршей ни где – нибудь, а во ВЦИКе – высшем органе Советской власти – и постоянно стенографировала заседания в протоколах. А здесь принимались судьбоносные для страны решения. Попала она туда по воле случая, через знакомую, с которой когда-то училась стенографии на Бестужевских курсах. Была она очень начитанной и сообразительной девушкой, знала несколько иностранных языков и иногда в силу своего женского любопытства выполняла, по моей просьбе, отдельные поручения, связанные с моей службой.
–Что же тебя так сильно настораживает? – спросил я
–Да все! Сейчас они зациклились на красном терроре и обсуждают, как это сделать наиболее эффективно.
А что слышно о царской семье?– перебил ее я.
Да ничего хорошего!– и она с сожалением посмотрела на меня. – Вот сейчас обсудили завещание царя Александра III, с которым знакомится каждый наследник престола, и оно произвело на них такое впечатление, что они решили искоренить весь род Романовых.
–Как так искоренить?– не понял я ее высказывания.
– Да так и искоренить! Вот, почитай!
Она, оглядевшись по сторонам, расстегнула пальто и, достав оттуда несколько листов бумаги, передала их мне. Раскрыв первый из них, я увидел надпись в правом углу листа «Завещание императора Александра III». Ниже шел текст, написанный от руки:
«Тебе предстоит взять с плеч моих тяжелый груз государственной власти и нести его до могилы так же, как его нес я, как несли наши предки. Передаю тебе царство, Богом мне врученное. Я принял его тринадцать лет тому назад от истекшего кровью отца … Твой дед с высоты престола провел много важных реформ, направленных на благо русского народа. В награду за все это он получил от русских революционеров бомбу и смерть.
В тот трагический день встал передо мной вопрос: какой дорогой идти? По той ли, на которую меня толкало так называемое «передовое общество», зараженное либеральными идеями Запада, или по той, которую подсказывали мне мои собственные убеждения, мой высший священный долг Государя и моя совесть. Я избрал мой путь.
Либералы окрестили меня реакционным. Меня интересовало только благо моего народа и величие России. Я стремился дать внутренний и внешний мир, чтобы государство могло свободно и спокойно развиваться, нормально крепнуть, богатеть и благоденствовать.
Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда с ним и Россия рухнет. Падение исконно русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц. Я завещаю тебе любить все, что служит ко благу, чести и достоинству России. Охраняй самодержавие, памятуя при том, что ты несешь ответственность за судьбу твоих подданных пред Престолом Всевышнего… Будь тверд и мужествен, не проявляй никогда слабости. Выслушивай всех, в этом нет ничего позорного, но слушайся только Самого Себя и Своей совести.
В политике внешней – держись независимой позиции. Помни – у России нет друзей. Нашей огромности боятся. Избегай войн.
В политике внутренней – прежде всего покровительствуй Церкви. Она не раз спасала Россию в годины бед. Укрепляй семью, потому что она основа всякого государства».
–Очень содержательное завещание, – сказал я, подняв глаза на собеседницу.
–Да, такое содержательное, что они уже почти приговорили к расстрелу всю семью императора Николая II в Екатеринбурге.
–Как так к расстрелу?!
От неожиданной вести я вскочил в лодке, и она, потеряв равновесие, стала раскачиваться, черпая бортом воду. Маша, ойкнув, зажала рот рукой, пытаясь сохранить равновесие и не выпасть