Вот так, и не надо подозревать меня в совсем уж вопиющей дремучести. Я, во-первых, не только знаю много умных слов типа барокко, импрессионизм, меццо-сопрано и па-де-труа, но даже умею их более или менее к месту употреблять. Зря, что ли, бедного Алика чуть ли не четверть его прекрасного детства заставляли все это зазубривать? А кроме того, у меня жена культурная, она разбирается в живописи и очень интересуется русским балетом. Настолько, что при ней даже ожил до того пустующий театр Гатчинского дворца.

Да, не удивляйтесь — тут был зрительный зал, причем на том самом третьем этаже Арсенального каре, где теперь жили мы с Ритой. Небольшой такой, примерно на три десятка зрителей, но нам больше и не требовалось. И теперь труппа Мариинского театра иногда устраивала там выездные мини-гастроли. Полноразмерных спектаклей пока не показывалось — так, сценки из чего-нибудь или просто сольные танцы балерин. Потому как не ездить же Рите в Питер для личной встречи с каждой из девушек, получающих от нее весомую прибавку к жалованию и, главное, вдохновляющие перспективы дальнейшей карьеры! Нет уж, пусть они к нам катаются, а после спектакля обсуждают с ней, а иногда и с нами обоими гораздо более важные вопросы, чем мелкие частности всяких плясок под музыку.

— Знаешь, Алик, — как-то раз заметила мне Рита, — я бы тебе советовала обратить пристальное внимание на младшую сестру Юли, Матильду.

— В каком смысле? — решил на всякий случай уточнить я.

— Да уж не в том, в каком могут подумать окружающие! — рассмеялась Рита. — Я же знаю, что она не в твоем вкусе, мне Юля сказала. Кстати, а кто в твоем, если не секрет?

— Сейчас — разумеется, ты.

Я нисколько не кривил душой — раз Марина для меня навсегда потеряна, то тогда уж лучше Рита, чем кто угодно другой.

— Спасибо, — чуть зарделась жена, но быстро вернулась к деловому тону.

— Матильда безумно талантлива, в отличие от своей сестры, которая просто способная девочка. Кроме того, она очень упорна, целеустремленна, готова на все ради достижения высокого положения в обществе и полностью лишена каких-либо предрассудков. Она может очень много для нас сделать, если мы сумеем как-то обеспечить ее верность. Одного, как ты говоришь, пряника тут будет мало, хоть мы и можем предложить не простой, а очень сладкий пряник. Нужен еще и кнут, причем весьма серьезный. Я даже не представляю себе, какой именно.

— Зато я, кажется, представляю. А что ты хочешь предложить Мале для начала?

— Пусть сойдется с кем-нибудь из младшего поколения не нравящихся тебе великокняжеских семей. С Сандро ей пока связываться рано, это тип не хуже нее, но старше и опытней. А вот его младший брат, Сергей, вполне подходит.

— Ладно, пусть Маля на нем потренируется, попробую пригласить их с Сандро на какой-нибудь спектакль у нас. Одного Сергея — это будет слишком подозрительно.

Кстати, подумал я, выходя от жены, ее идея даже несколько лучше, чем она думает. В другой истории Сергей Михайлович на пару с Матильдой Феликсовной проворачивали такие дела, малой толики которых хватило бы на расстрел для обоих. Сергей пошел по стопам отца, то есть заведовал всей российской артиллерией, а Матильда обеспечивала связь с Францией. В результате русская армия оказалась вооружена не самыми лучшими пушками Шнейдера, да к тому же одного калибра — три дюйма. И с единственным снарядом — шрапнелью! Каких жертв это стоило русской армии, никто не считал даже приблизительно, но Малечка с Сереженькой положили в карманы более десяти миллионов рублей.

И я подумал — а почему бы эту историю не повторить в несколько подкорректированном виде? Пусть Матильда наобещает французам с три короба и получит аванс, половину которого отдаст мне, а половину — хрен с ней! — тратит на себя. Сергей даже попытается что-то сделать, под что ему, если все организовать правильно, еще подкинут немного деньжат. А потом Матильда скажет что-нибудь вроде «пардон, месье, неужели вы до сих пор не поняли, что вас банально кинули? Мон ами, ну нельзя же быть такими доверчивыми!». Или даже лучше «Мы очень старались, но пока, увы, у нас с Сережей ничего не выходит». Может, тогда еще немного дадут.

Но для того, чтобы у Матильды не возникло соблазна в процессе выполнения задания поработать и на другую сторону, я решил показать ей небольшой любительский спектакль.

Давно, еще в конце двадцатого века, я прочитал первые творения небезызвестного Резуна-Суворова. И даже поначалу кое-чему поверил, но в некоторых вещах усомнился сразу. К таковым относилась сцена сожжения заживо какого-то предателя. Вряд ли в ГРУ действительно практиковалась подобная экзотика, но вот распустить слухи или даже разыграть спектакль там вполне могли. А я чем хуже? У меня и топка подходящая есть. Она уже готова, а саму электростанцию в Приорате пока только монтируют, так что можно будет внести в конструкцию небольшие временные изменения. Правда, они снизят тепловую мощность топки на порядок, если не больше, но я же потом все верну в первоначальный вид, так что на сроках ввода электростанции в строй это не отразится.

На подготовку спектакля ушло две с небольшим недели, после чего я сообщил жене, что она может раскрывать перед Матильдой суть ее задания и сияющие перспективы, кои последуют за его успешным выполнением. А сам съездил в Приорат, где в последний раз проверил работу механизмов, убедился, что группа подхвата готова, исполнитель главной роли тоже, и, сев в авто, за пару минут домчался до Большого Гатчинского дворца и быстро поднялся на третий этаж, в театр, где Рита уже заканчивала беседу с балериной.

— О, вот и Александр пришел! — обрадовалась моя благоверная. — Маля, сейчас он покажет тебе кое-что интересное, а потом мы закончим нашу беседу.

Если Матильда и удивилась, то не подала виду. Она мило улыбнулась мне, и мы с ней быстро спустились к ждущему у подъезда автомобилю с работающим мотором.

Помещение котельной выглядело впечатляюще. Стены из красного неоштукатуренного кирпича, маленькие окна, да еще специально запачканные сажей, из-за чего внутри царил полумрак, гул пламени за неплотно закрытой дверцей печи и звероватого вида казак в кожаном фартуке поверх мундира перед ней.

Матильда растерянно обернулась ко мне, но спросить ничего не успела. В котельную зашел подхорунжий при полном параде, а за ним четверо здоровых казаков, несущих носилки с крепко примотанным к ним человеком.

— Ваше императорское величество, — бодро отрапортовал подхорунжий, — осужденный номер семьдесят два дробь двенадцать доставлен.

— Приступайте к приведению приговора в исполнение, — кивнул я.

Привязанный задергался, но зря, веревки были затянуты на совесть. Стоящий у дверцы казак распахнул ее, и помещение озарилось мерцающим светом бушующего в топке пламени.

С моей точки зрения, бушевало оно так себе и только по углам топки, но Матильда наверняка была не в курсе подобных тонкостей.

Осужденный рвался изо всех сил, на его запястьях из-под веревок уже тоненькой струйкой текла кровь. Молодой казак из лейб-конвоя играл свою роль самозабвенно, не обращая внимания на всякие мелкие неприятности. Весь вспотел, мимоходом пожалел его я, надо будет увеличить доплату за вредность. Естественно, на нем же поверх белья одежда из асбестовой ткани, а сапоги вообще такие, в каких, наверное, можно гулять даже по лаве. Тут еще и не так вспотеешь.