- Миша! Нет! Я не могу больше ждать! Как ты не понимаешь? - вместо требования-приказа, как должно это было звучать, получился то ли стон, то ли просьба, вымученная, утробная.

Но, как ни странно, мужа она убедила. Откинув в сторону нежности, он жадно вжался в Арину всем телом, впечатываясь сам, втискивая ее в себя. Так, что не оставалось никакого сомнения: и хочет, и нисколечко не устал. А для нее теперь это было слишком важно…

Одна мужская  пятерня крепко держала ее затылок, не позволяя ни спрятаться, ни увернуться от голодных губ, что впились в ее в каком-то жадном, требовательном поцелуе. Миша так раньше никогда не целовался. Но сейчас ей только такой и был нужен. Вторая рука так же крепко и плотно обвила ее тело, не давая возможности вывернуться, шевельнуться ни вправо, ни влево. Пальцы прошлись по ягодицам, в ласке, граничащей с собственническим захватом, затем двинулись ниже, по бедру к колену. Арина и сама цеплялась за мужа, стараясь слиться с ним как можно плотнее, а ему все мало было: закинул на себя ее ногу, будто зафиксировал, и снова вернулся к ягодицам, пояснице, спине, плечам… Ласки на грани боли, поцелуи, похожие на укусы… Она и сама от него не отставала: забыла, что ногти давно уже не короткие, впивалась ими в плечи, в спину, хваталась за поясницу, старалась ухватиться крепче, но каждый раз сбивалась, начинала гладить его, наслаждаясь ощущением горячей гладкой кожи, а потом снова цепляла ногтями. Миша, кажется, совершенно не был против.

Оба давно уже жаркие, потные, шальные от желания, сталкивались зубами, пытаясь поцеловаться, но выходило плохо: губы не слушались, им было надо двигаться дальше, по шее, по плечам, по скулам…

- Малышка, я так скучал по тебе, моя хорошая… - Миша еще был в состоянии что-то шептать ей связно, во всяком случае, она понимала слова. Хоть они и походили больше на сдавленное шипение или короткие стоны… - Так хочу тебя…

- Я тоже.. Очень… - Все, на что была способна Арина. Только повторять много раз эти отрывистые фразы. Или протяжное «даааа», когда Миша, наконец, решил, что хватит баловаться, и заполнил ее целиком.

После этого - ни одного внятного  слова. Стоны, отрывистое дыхание, а порой - тишина, когда Арина в моменты самого пронзительного удовольствия вдруг забывала, как дышать, и только сильнее веки сжимала, чтобы не сойти с ума. Ведь от кайфа тоже с катушек слетают… И Миша, кажется, слетел. Он наращивал темп движений, когда, казалось, быстрее и сильнее уже некуда, а потом замирал на время, заставляя девушку хныкать от нетерпения, довольно хмыкал, и снова разгонялся.

Рина скучала по этим ощущениям так долго, что сейчас они были почти болезненными, но от того удовольствие стало еще острее. Казалось, что его просто пережить невозможно. Несколько коротких, но таких насыщенных минут, и она взорвалась. Миша - секундой позже.

Приходила в себя, собирая мысли по кусочкам, а они лениво кружились в голове, не желая собираться в кучу. Одно желание было ясным и точным: хотелось мурлыкать, будто сытая довольная кошка. Даже веки не желали разлепляться…

Однако же, лежать так бесконечно было невозможно. Удовлетворенное тело вдруг вспомнило о других потребностях: жутко захотелось пить и есть. Пришлось, хоть и с усилием, разлепить правый глаз, затем и левый.

- Миша! Ё-моё! Я проспала на работу!

- Я поняла, Ирина Петровна… Да… Больше такого не повторится… Конечно, я все прекрасно понимаю… Нет, я очень дорожу своей должностью и работой… - Очень сложно было вставлять ответы в непрерывную речь директора, состоящую из сплошных обвинений и угроз. Будто нашкодивший подросток, Рина стояла перед столом начальницы (присесть ей никто не предложил, а сама она ни за что не рискнула бы), склонив голову, спрятав руки за спиной. Краснела, бледнела, смущалась, выталкивая из себя слова. Было стыдно до безобразия. И даже не столько за опоздание, а за то, что ей приходится так вот унижаться.

А это было форменное унижение, практически распятие на доске позора: ведь, кроме директрисы, в кабинете сидели все три ее заместителя, и Анна Борисовна, и Елена Дмитриевна, и Сергей. Вообще, это было нормальной практикой в их жизни: вызывать на ковер провинившегося и распекать его всем руководящим составом. Но так, чтобы все три зама собирались в один день, случалось крайне редко. Вернее, Арине вообще ни разу еще не приходилось вот так стоять и оправдываться - поводов не было. А сейчас еще и присутствие Сергея, отчего-то, делало ситуацию в разы болезненнее. Он, кажется, находился в кабинете больше для проформы, чем реально собирался участвовать в воспитании подчиненной. И, вполне возможно, был бы не против и встать на ее защиту. Даже пытался что-то сказать, когда Ирина Петровна сделала паузу, чтобы набрать в грудь воздуху…

- Ирина Петровна, я думаю, на этот раз достаточно будет для Родионовой…

Вот зря он, вообще, открывал рот…

Такая милая и обходительная, с тихим и вкрадчивым голосом, директриса неожиданно перешла на визг. Арина даже подивилась той скорости, с которой женщина разогналась от простой нотации до откровенного ора, а возможности ее голосовых связок так и вовсе вводили в прострацию… Правда, визг был настолько неприятным, что пришлось поморщиться…

- А ты слишком добрый что-то у нас, Сережа! Разве не знаешь, как дисциплину легко развалить? Одну простим, вторую не заметим, третьей дадим еще один шанс, и что у нас тут будет? Притон или бордель? Мне тут раздолбайки и прогульщицы на… не нужны! Что ты ее защищаешь? За какие такие услуги вдруг такой добренький стал, а?

С одной стороны, Арине было жалко Сергея и неудобно, что он пострадал, встав на ее защиту, ведь ему тоже, наверняка, неприятно все это было выслушивать… А с другой: у нее появилась возможность хоть немного передохнуть и собраться с мыслями, чтобы сказать начальству какие-то внятные фразы и пояснения, а не мычать, как овца виноватая.

- Так, Сергей, я с тобой эту тему потом отдельно обсужу. Слишком много вопросов накопилось, пора бы их решить. - Так же неожиданно, как завелась, Ирина Петровна и успокоилась. Говорила обычным тоном, вполне приятно звучащим. Чем снова повергла Арину в шок. А вот все окружающие, видимо, привыкли к таким перепадам, и даже бровью не повели. - Но сейчас я вас всех попрошу выйти отсюда, кроме Родионовой. Мне нужно еще пару слов наедине сказать.

- Ну, и как ты планируешь дальше себя вести, интересно? - Поразительная женщина. Арина никогда не могла угадать заранее, куда ее начальница повернет разговор.

- Как обычно… - Протянула неуверенно, явно понимая, что ответ неверный. Но ничего более толкового придумать не смогла.

- Это как? Расскажи-ка мне… - Наверняка, у этой дамы где-то в психике спрятаны наклонности к садизму. Иначе, как понять эти изощренные издевательства? Ну, что можно ответить на такой дурацкий вопрос? Так, чтобы идиоткой при этом не показаться, и, в то же время, не нарваться на грубость или чего еще похуже…

- Ну, как раньше работала… Я ведь столько лет без единого замечания трудилась. Ни прогулов, ни опозданий, ни каких либо других нарушений дисциплины не было… Меня ведь много раз выбирали в лучшие сотрудники месяца, премиями награждали…