Но… В этом же и был весь смысл. Заставить Эн-тони забыть о Майе.

И похоже, у нас получилось.

Бьянка указывает сначала на меня, а потом на Энтони:

– Так что между вами? Это твоя девушка?

– Нет! – говорит Энтони. Чересчур поспешно. И чересчур громко.

– Я хочу поговорить с девочками из моей школы, – сообщаю я ему. – Подержишь Мистейк?

Ответа я не дожидаюсь. Я отворачиваюсь от парня и иду к выходу из гостиной. А затем замираю на месте. Ноги словно налились свинцом, а сердце изо всех сил рвется из груди, отбивая при этом чечетку. Я на самом деле чувствую, что вот-вот упаду в обморок, глядя на долговязого, очень бледного парня в черном кардигане, накинутом поверх белой майки с названием какой-то неизвестной мне рок-группы «The National»[36], стоящего в дверном проеме между гостиной и кухней.

Мой бывший парень Колин. Он здесь!

Вот тебе и шестой шаг.

– Шарлотта, ты в порядке? – слышу я голос Эн-тони, на секунду оторвавшегося от Бьянки и Эшли, чтобы узнать, почему я так внезапно остановилась.

Я поворачиваюсь к нему, надеясь, что на моем лице улыбка, а не гримаса ужаса:

– Да, все прекрасно. Просто пытаюсь понять, как мне пробраться сквозь всех этих людей. Их так много. Они же меня раздавят. И сидр я свой могу пролить… – Господи, Шарлотта, хватит!

Энтони смотрит на меня с сомнением во взгляде, но Бьянка и Эшли сосредоточились на Мистейк, и я не хочу отвлекать Энтони от его… отвлечения. Парень движется дальше, его бывшая вылетела из его головы… Повезло же ему.

Надо отдать ему должное, Энтони игнорирует двух горячих девушек и сосредоточивается только на мне, вопрошая взглядом, уверена ли я в том, что все в порядке. Я изо всех сил пытаюсь всем своим видом показать, что все отлично, но понимаю, что, если бы под моим изображением шли субтитры, в них был бы примерно такой текст: «Нет, все просто ужасно. Колин – козел, и я пришла сюда, чтобы о нем не думать. Но он оказался здесь, на этой вечеринке. Да, тот парень в узких джинсах… Как ты догадался? Я вот-вот готова по-настоящему распсиховаться и ужасно хочу уйти отсюда прямо сейчас. Но я вижу, что тебе весело, и я не знаю почему, но это мне тоже не нравится. Короче, эмоций через край, и я не уверена, что взорвется первым – мое сердце или голова!»

Господи, я заблудилась в своих собственных мыслях.

Но конечно, Энтони я ничего из этого не говорю. Я лишь улыбаюсь и киваю, а затем снова поворачиваюсь к двери. Колин больше не стоит в дверном проеме. Я захожу на кухню, благо тут Колина тоже нет, он, должно быть, присоединился к толпе у входной двери. Я оставляю свой так и не тронутый сидр на барной стойке и опираюсь на столешницу у дальней стены, пытаясь успокоиться. Что же мне делать? Мой бывший в самом деле здесь, на этой вечеринке. И я понятия не имею, как он сюда попал: все эти люди далеки от его обычного окружения. Кажется, из гостиной до меня доносится голос Джеймса Бэя[37], от одного звука которого Колин, по идее, должен умчаться с этой вечеринки, вопя от ужаса.

Кроме того, я вообще не понимаю, как он получил приглашение… Не припомню, чтобы он в школе говорил с Кэти. Ни разу.

А затем я вспоминаю последний раз, когда видела его. Это было неделю назад, в школе, в последний учебный день этого семестра… Через неделю после того, как он меня бросил.

Я стояла у своего шкафчика, раздраженная из-за того, что не помнила, зачем вообще сюда пришла. У меня с утра уже было несколько уроков, но все, о чем на них говорили, прошло мимо моих ушей, потому что я думала только о том, как Колин сказал мне, что хочет чувствовать «страсть» к девушке, с которой он встречается. Как только я доходила до конца этой сцены в своих мыслях, я начинала проигрывать ее с самого начала. И чем дольше я это делала, тем более размытым становился конец. Я уже мысленно смогла заставить Колина объяснить, что именно он имел в виду: «Я просто хочу испытывать возбуждение… Все время. Постоянно. Каждый день. И я просто не чувствую этого с тобой, Шарлотта. Я пробовал – уж поверь мне – я пытался, но этого… просто нет. Ты похожа на маленькую свечку, а я нуждаюсь в настоящем пожаре. Понимаешь?»

Я уже третий раз проигрывала эту сцену у себя в голове, вспоминая о том дне, когда Колин назвал меня легким ветерком, в то время как ему было нужно торнадо, и вдруг заметила – о боже мой! – что Колин направляется прямо ко мне.

«Дыши, Шарлотта, – велела я себе. – Веди себя непринужденно!»

Он остановился прямо передо мной, засунув руки в передние карманы джинсов и разглядывая шкафчики:

– Привет, Шарм. – Я хотела бы, чтобы Колин не использовал прозвище, которое он дал мне за неделю до того, как бросил. В то же время у меня в груди зародилась надежда: если он все еще использует его, то, возможно… – Ты завтра улетаешь домой? – спросил он у шкафчиков.

– Нет… Нет…

Я бы могла сказать Колину гораздо больше, но все варианты ответа смешались в моей голове. Мысли и чувства спотыкались друг о друга как раз перед тем, как они доходили до моего рта, оставляя меня стоять перед Колином полной идиоткой. Хотела бы я ответить ему спокойно. Но наш разговор был каким угодно, только не спокойным.

Хотя на самом деле это не совсем так, потому что Колин как раз был вполне себе спокойным. Он, разговаривая со мной, невозмутимо продолжал рассматривать шкафчики. Но похоже, это все напускное.

«Думаю, Колин хочет вернуть меня. Вот почему он спросил, когда я улетаю. Он понимает, что это значит. Он переживает, что больше не увидит меня. Так, ты справишься с этим, Шарм… Просто постарайся скрыть свое облегчение, когда Колин попросит тебя вернуться к нему. Тебе нужно успокоиться, позволить ему понервничать… Дай ему понять, что тебе и без него неплохо. Тебе не нужно…»

– Ты дочитала «Бесконечную шутку»[38]? Можешь ее вернуть?

Я молча уставилась на Колина, во рту у меня пересохло. Я всерьез обдумывала, смогу ли спрятаться в одном из этих шкафчиков. Дома у нас в школах таких нет, но из американских сериалов я знаю, что всяких чудиков популярные ребята зачастую избивают и заталкивают как раз в такие шкафчики. Наверное, эти чудики – очень тощие мальчишки, потому что я бы наверняка вывихнула себе пару конечностей, если бы попыталась сюда залезть.

Теперь Колин перевел взгляд прямо на меня. Мой гнев столкнулся с болью, от чего меня начало тошнить. Я никак не могу решить: плакать мне, кричать или бросаться на него? Прошла неделя с тех пор, как Колин разбил мне сердце, и единственное, о чем он хочет сейчас говорить, – книга, которую он мне дал. Книга, которую он якобы любит, но я совершенно точно могу сказать, что он ее даже не дочитал.