– Ты не помнишь не потому что стар, а потому что боишься вспомнить. Потому что вся твоя жизнь потеряет смысл.

Пилат помолчал.

– Я много думал, Га-Ноцри. Но я так ни к чему и не пришел. Слишком поздно что-то менять, узник. Я не смог спасти тебя. Что мне теперь какие-то мечты?

– Но ведь я живу, игемон. И я сейчас с тобой. И ты продолжаешь жить. И как ты проведешь свою жизнь, спасешь ли ты самого себя – зависит только от твоего выбора. Никогда не поздно, прокуратор. Никогда не поздно. Даже если кажется, что все уже разрушено – это лишь повод для того, чтобы с энтузиазмом начать все сначала.

* * *

Я открыл глаза. Казалось, передо мной все еще поблескивали танцующие в лунном свете пылинки, и два непримиримых путника продолжали свою бесконечную дорогу к источнику света. Но скоро видение исчезло, растворившись в другом свете – свете наступающего дня.

XI

В тот же день я вернулся в Пекин, а утром следующего вылетел в Москву.

Самолет приземлился в аэропорту Домодедово около полуночи. Я подумал попросить Сандера, чтобы он меня встретил, но, вспомнив, что теперь я не ограничен в средствах, взял такси.

Уже сев в машину, я все же позвонил Сандеру, чтобы предупредить о своем внезапном возвращении.

После пятого или шестого гудка трубка ответила резким голосом.

– Да!

– Да-да-да! Это твой друг Пятачок вернулся! Встречай с фанфарами!

– А-а-а… – протянул Сандер.– Ты где сейчас?

– В такси! Еду к тебе!

В трубке на пару секунд повисла тишина.

– Слушай… я сейчас не один. Ну-у-у… ты понимаешь.

– Э… конечно, понимаю. Ладно, я тогда останусь в гостинице при аэропорте.

– Да нет… ты приезжай, все нормально… просто я… это…

– Сандер, успокойся. Я тебя что-то не узнаю. Ты что, не можешь другу внятно сказать, что ты сегодня со своей любимой девушкой, решил провести романтический вечер при свечах, и я тут совершенно лишний? – собственные слова вдруг резко кольнули мне в сердце. Я сжал зубы, ожидая ответа.

– Да с какой там с любимой… Слушай, ладно, я не могу сейчас больше говорить, давай быстро решай, ждать тебя или нет.

– Нет. Все. Я останусь тут. До завтра.

Я отключил связь и с полминуты сидел, уставившись на спинку переднего сиденья. В голове беспорядочно левитировали обрывки мыслей, как разнесенные взрывом клочки газет, заснятые на видеокамеру и прокрученные на замедленной скорости. С кем он? С Мариной? Но даже если так, чего это я вдруг завелся? Он с ней встречается, естественно, это подразумевает секс. Точнее, и секс в том числе, среди прочего. Хотя, возможно, только секс. Так было бы, пожалуй, более в духе Сандера. А может, он с другой? Как обычно, нашел какую-нибудь смазливую шлюшку на улице или в баре где-то, и сейчас в самом разгаре процесса? Боже, ну а мне-то что с того?

– Чего, едем или как? – нетерпеливо спросил таксист.

Я очнулся.

– Нет. Извините.

Я вышел из машины, забрал свои вещи и двинулся к стоящему неподалеку отелю.

Что же это такое? – думал я. Один звонок, одна фраза – и все две недели моего спокойного забытья в стране небесной безмятежности канули в Лету. Меня будто вытащили из теплой шубы и окунули в прорубь, мгновенно вернув в русло той жизни, от которой тщетно старался убежать. Весь коктейль безудержных эмоций, от которых я на время скрылся под сенью буддийских монастырей, заполнил меня вновь. Нет, от себя не убежишь, как ни старайся, понял я.

Марина. Перед глазами вновь всплыло ее лицо, будто я расстался с ней пять минут назад. То же чувство невероятного и бескомпромиссного совмещения реальности с мечтой охватило меня. Завтра я точно поговорю с Сандером, решил я. Но это будет завтра. А сейчас надо отдохнуть.

Я добрел до отеля, снял номер на ночь, поднялся на второй этаж, открыл дверь и, не раздеваясь и забив на гигиенические процедуры, повалился на кровать. Сон мигом настиг мое тело, и душа вновь, как и две недели назад, провалилась в черный колодец небытия.

* * *

Бледный свет раннего утра пробудил меня от тяжелого сна. Я открыл глаза, сел на кровати и вытащил из рюкзака мобильник. Часы на его экране показывали семь шестнадцать. Я встал, снял несвежую одежду, принял душ, почистил зубы и переоделся. Все процедуры делал четко и аккуратно до автоматизма. Нехитрый утренний ритуал очистил мозги от остатков сна, все еще скрывавшихся по темным углам сознания.

Я собрал вещи, сдал номер и вышел из отеля. На улице было прохладно и пасмурно, накрапывал чуть заметный дождик. Даже и не дождь, а просто будто влага из воздуха медленно оседала на землю микроскопическими капельками. По трассе, борясь с сонливостью, ехали сероватые, как с похмелья, машины. С раздраженным грохотом взлетал самолет. Все вокруг будто ворчало от тихой, ставшей уже привычной ненависти к этому дождю, этой дороге, этому миру. Я дошел до дороги, сел в такси. Окна машины были затянуты матовой пленкой влаги. Мне не хотелось их протирать.

Доехав до стоянки, на которой оставил свою машину, я расплатился с таксистом, побросал вещи на заднее сиденье «лексуса» и осмотрел его. Мой железный друг окрасился в тот же грязно-серый цвет, которым было окутано все вокруг. Влага, оседая на пыльную поверхность, смешивалась с грязью и образовывала отвратительную пленку, напоминавшую болотную тину. Я поморщился, вспоминая, каким сияющим оставил свой «лексус» две недели назад, открыл дверь и сел за руль.

Дождь понемногу усиливался. По лобовому стеклу тут и там потекли грязные ручейки. Я наклонился, положив руки и подбородок на баранку, и стал наблюдать, как странно искажаются фигуры людей, если глядеть на них сквозь стекло, хаотично покрытое слоем грязи и каплями мутной воды. Некоторые из них становились похожи на неких диковинных косолапых зверей, другие просто теряли свою форму и казались движущимися вдали расплывчатыми фантомами. Я сидел так какое-то время, завороженный этим странным безмолвным зрелищем. Потом завел мотор, включил «дворники» и медленно двинулся к выезду.

На квартиру Сандера я приехал около десяти. Он был еще дома.

– Здорово, – сказал он, открывая мне дверь. Лицо его было жутко усталым и каким-то серым, будто дождь с улицы незаметно прокрался, просочился в его жилище сквозь микрощели в окнах, и захватил Сандера в свой плен, заполнив своей затхлой сыростью его душу.

– Как ты тут, без меня? – спросил я