Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что же ты так оплошал, а если враг рядом? — я тихо спросил дежурного.
— Виноват, ваше высоко благородие, — гаркнул дежурный. Лет ему на вид было не больше сорока, но помнит царский режим.
— Не ори так. Ты с какого года? — тихо спросил я.
— Как Ильич ваше высоко… товарищ полковник.
— С семидесятого? Понятно.
— Хорунжий! — отрапортовал он.
— Казак, — лошадок я уважал и улыбнулся. — С трудом небось привыкал здесь? Без шашки то?
— Не то слово, господин…
— Господа все в Париже остались. Как и товарищи, впрочем, вот тянет их туда. Маслом что ли им намазано там. Зови меня просто Лесник.
— Первые два месяца с ума сходил, Лесник. Сейчас легче, пообтесался и привык. Столько нового!
— Надо думать ты почитай сто лет пропустил сразу. А так все привыкают, многие даже говорят, что им здесь лучше.
— Да, я тоже так думаю. Сейчас бы шашкой махал, да портянки нюхал. А здесь хорошо. Жрать от пуза можно, на втором этаже девки живут… сговорчивые. Не служба, а сахар.
— Чтобы не во вред службе, — напомнил я ему про сон на посту. — Папаша Кац спит?
— Нет, он с разведчиком у себя в кабинете закрылся, — хорунжий поедал меня взглядом. Старый служака, уже не изменишь.
— С кем? — не понял я.
— Ну ты привёз же его с линии фронта, Лесник. Синий весь такой.
— А, Сиплый. Под прикрытием он был, вынуждено наколол. Маскировка!
— Я и смотрю, он с ног до головы набил себе композиций. В законе? — тихо спросил хорунжий.
— Ага, — кивнул я. — Там Сиплый законником был, пока сюда не попал. Внизу они, да?
— Да, Лесник.
— Ты леску натяни в коридоре и на лестнице и привяжи что-нибудь к ней звенящее. Кто пойдёт, заденет, упадет, пока ругаться будет, а ты уже успеешь проснуться, — посоветовал я.
— Спасибо, — расцвёл хорунжий. Я спустился на минус второй, из-под двери кабинета папаши Каца шёл свет. Внутри раздавалось мычание, я легонько толкнул дверь и зашёл в ярко освещённую комнату. Белый кафель на полу и на стенах. Папаша Кац и Сиплый в белых халатах. На столе бутыль с самогоном наполовину пустая. Тарелка с солёными огурцами. А ещё внешник привязанный к гинекологическому креслу в горизонтальном положении. Благо что одетый. Папаша Кац уже был в дрова и в руках он держал пипетку с мутной жидкостью внутри. Внешник лежал одетый и в респираторе, то есть ещё не заражённый. Сиплый стоял позади его головы и оттягивал веко, а папаша Кац метился пипеткой в этот глаз. Увидев меня, он сжал пальцы и пару капелек упало с пипетки на роговицу глаза. Внешник замычал и начал дёргаться словно червяк.
— Пытаете? — спокойно спросил я.
— Вот ты как обо мне думаешь? — обиделся папаша Кац. — Просто на троих соображаем. Ему же нельзя снимать намордник вот Сиплый и предложил так его напоить.
— Есть ещё вариант, — просипел уголовник, — на это уже зашквар. Так обычно в дурке делают. Клизму с самогоном поставить. Запаха не будет, а косеют ещё быстрее. Там поближе до желудка будет.
— Проверял? — заржал я не в силах остановиться.
— Начальник, ну вот зачем так. Я не по этой части. Обидно, — шмыгнул носом Сиплый.
— Представляешь, Сиплый, а они с его этой Лаймой, блин Лианой, так каждый день надо мной «шутят», — Сиплый понимающе кивнул, что интересно внешник тоже кивнул в знак сочувствия и начал быстро моргать.
— Ещё хочет, — сказал Сиплый.
— Вы ему так все глаза сожжёте, — заметил я.
— Да мы пытаемся понять от него, где капсулы на двести первой платформе, он пока что только мычит. Алкаш! — папаша Кац замахнулся на него рукой.
— Прикинь, начальник, уже стакан ему прокапали, а он как огурец, — завистливо сказал Сиплый.
— Больше ни черта не получишь пока не скажешь, где капсулы, — сказал я внешнику на его языке. — А скажешь, то я тебя с собой возьму на платформу и отпущу там.
— Я всё скажу. Я уже сказал, но они пьяные и не запомнили! — замычал внешник.
— Вот кто из вас теперь алкаш? — перевёл я Сиплому, что сказал внешник.
— Говорил, да? — тупо уставился на него папаша Кац.
— В зале «Д», — внешник говорил через респиратор, но понять его было можно. Если пытаться слушать его, а не вливать в себя стаканами самогон.
— Дорогу покажешь? — внешник утвердительно закивал. На вид он уже разменял седьмой десяток. Такой серьёзный дядечка. — Ты там кем трудишься?
— Да вивисектор он, знамо дело, — махнул рукой папаша Кац. — Садист и мучитель партизан.
— Я заведую лабораторией перемещений во времени, — не знаю правильно ли я услышал его.
— Куда, куда? — подпрыгнул папаша Кац.
— Лаборатория времени, — ещё раз сказал внешник. — на двести первой у меня своя лаборатория. Мы начали эксперименты пока с простых заражённых.
— Слышали? Внешники, уже во времени научились прыгать, — сказал я на ригелианском. Сиплый ни черта не понял.
— В прошлое или будущее? — спросил знахарь. Сиплый не понимающе переводил взгляд то на меня, то на знахаря.
— В прошлое, —