— Окажите мне честь погулять со мной по палубе, леди Тарли. Может быть, свежий воздух пойдет вам на пользу?

Скрыв свою нервозность, Джесс все же смогла ответить ему слабой улыбкой в знак согласия. Они вышли из кают-компании вместе с первым помощником, который тотчас же оставил их одних.

Джесс остановилась перед закрытой дверью своей каюты.

— Позвольте мне захватить шаль.

— Вот!

Он расстегнул ряд пуговиц на своем сюртуке.

Она запротестовала, стараясь отвести взгляд от его груди.

— Джентльмен никогда не должен появляться без сюртука или фрака.

Ответ его прозвучал язвительно:

— Вы единственная на борту, Джессика, кого это могло бы затронуть, но после того, что произошло вчера, я нахожу нелепой и искусственной эту попытку проявить скромность.

Сердце Джесс сделало скачок, а потом пропустило удар при виде его сурового лица. В синих глазах сверкали дьявольские искры, а сурово сжатый рот давал понять, что обескуражить Алистера не так-то легко. Как знакомо ей было это выражение едва сдерживаемого раздражения! И оно не сулило ничего хорошего.

— Может быть, нам лучше поговорить как-нибудь в другой раз.

— Есть кое-какие вопросы, которые нам необходимо обсудить. И чем скорее, тем лучше.

Несмотря на дурные предчувствия, Джессика не решилась отказать ему в его просьбе, и они направились к трапу, ведущему на палубу. Он осторожно закутал ее плечи своим сюртуком, и она ощутила его тяжесть. И тотчас же этот особый аромат принялся дразнить ее ноздри и будоражить чувства.

Они поднялись на палубу. Колфилд остановился в месте, затененном мачтами и снастями. Нетерпеливым жестом он дал понять двум морякам, работавшим неподалеку, чтобы они удалились.

Колфилд стоял и нависал над ней таким образом, что это будоражило и одновременно настораживало их обоих.

Он был ослепительно красив. Его классически правильные черты омывал серебристый лунный свет, и это очень шло ему. Он походил на внезапно ожившую статую древнего героя, и даже воздух вокруг него был заряжен электричеством. Алистер Колфилд был так полон жизни, а вот ей никогда не доводилось быть такой же свободной и живой.

— Не знаю, как это делать, — проворчал он, ероша волосы пятерней.

— Что делать?

— Плясать вокруг да около и притворяться, будто вещи не такие, какие они на самом деле, и использовать условности как щит.

— Условности в самом деле похожи на танец, — согласилась она. — Они создают известную картину и предлагают путь, по которому надо следовать, что позволяет двум отчаявшимся людям проводить вместе много времени с определенной целью. Они создают возможность двум чужим людям путешествовать вместе.

— В настоящее время у меня нет желания танцевать или считать, что мы чужие. Почему вы остались?

— Прошу прощения?

— Не притворяйтесь. Почему в ту ночь вы остались в лесу?

Она вцепилась в отвороты его сюртука, стараясь стянуть обе половины на груди. Не из-за холода, а потому что чувствовала себя обнаженной и беззащитной.

— Вы попросили меня остаться.

— О?

Его рот принял жестокое выражение.

— И вы всегда будете подчиняться моим командам?

— Конечно, нет.

— Тогда почему подчинились той?

— А почему бы и нет? — спросила Джессика, вскидывая подбородок.

Алистер подвинулся к ней.

— Вы были невинны. Вы должны были прийти в ужас. Вы должны были убежать.

— Что вы хотите, чтобы я сказала?

Он схватил ее за локти и заставил подняться на цыпочки.

— Вы думали с тех пор о той ночи? Думали о ней, когда лежали в постели с Тарли? Это воспоминание преследовало вас?

Джессика была напугана тем, как близок к истине он был и как легко проник в ее мысли и желания.

— Почему это важно?

Алистер поднял руку и обхватил ладонью ее затылок, заставив ее губы приблизиться к нему и принять необходимую ему позицию. Его слова, горячие и торопливые, касались ее губ.

— Я помню каждую секунду, когда вы там стояли. Помню, как поднималась и опускалась ваша грудь, как неровно вы дышали. Помню лихорадочный блеск ваших глаз. Помню, как вы поднесли руку к горлу, будто стараясь заглушить свои вздохи и стоны.

— Вокруг нас свидетели, — ответила Джесс яростным шепотом, дрожа от страха и возбуждения.

Она была удивлена, что так охотно отвечает на его грубое обращение. Уж она-то не должна была считать такое внимание лестным. И ее пугало, что какая-то частица ее существа жаждала именно такого обращения.

— Мне все равно.

Разрываемая на части смущением, она сказала резко:

— Ваша грубость и полное отсутствие хороших манер, возможно, вполне достаточны для некоторых женщин, но, уверяю вас, мне все это не кажется забавным.

Колфилд так быстро опустил руки, что она с трудом удержалась на ногах.

— Радость моя, этого больше чем достаточно для вас. Вы так же хотите меня, как и тогда, и вид у вас голодный.

Джесс содрогнулась. Его черты исказились от какого-то темного и мучительного чувства.

Потом он отвернулся с приглушенным проклятием и бросил через плечо, не оборачиваясь:

— Я пытался забыть ту ночь, но это оказалось невозможно.

Джессика отвела глаза от его окаменевшей спины, позволяя свежему ветру овевать ее лицо.

— Почему вас преследует это воспоминание? Вы могли и можете рассчитывать на мою скромность.

— И я всегда был благодарен за это.

— С тех пор вы долгие годы избегали меня. Почему, если этот случай ничего не значил для вас?

— Потому что узнала кое-что, чего не должна была знать. И это меня смущало.

Сознательно или на уровне инстинкта Джессика почувствовала себя преследуемой дичью.

Она ощущала неистовство его желания, и это ее пугало. Но возможно, не настолько сильно, как должно было, ибо ее желание было столь же сильным.

Алистер сделал шаг и оказался лицом к ней так, что мог беспрепятственно ее разглядывать.

— Чем отчужденней вы себя ведете, тем большей решимости добиться своего я преисполнен. Да, вы кое-что знаете обо мне, и это кое-что существует между нами. И это должно сближать нас, а не отдалять друг от друга.

— И это должно сделать меня доступной, как теперь, когда вы втянули меня в столь откровенный разговор?

— Такой же доступной, как прошлой ночью, но не под воздействием винных паров. Хотя у нас не было намерения переступить черту, семь лет назад мы это сделали, и теперь назад пути нет. Я попросил вас остаться, и вы не убежали. Мы с вами разделили опыт, совершенно уникальный, какого не было в нашей жизни ни до, ни после. Вы цепляетесь за то, что принято в обществе: нравы, правила поведения и благопристойность, как за шаль, которой окутываете свои плечи. Но для нас с вами не существует никаких преград. Судьба распорядилась свести нас вместе и в этот раз, а я устал бороться с ней.