Я и так охвачена пламенем, но его бархатный голос, горящий взгляд лишают меня последних крох разума. Остается лишь блаженство, которое дарят его руки и губы.

— Моя?..

Не знаю, вопрос ли это был, но зачем-то выдыхаю:

— Да-а-а-а… — Выходит полустон, полушепот.

Хочется прижаться ближе, плотнее. Я обвиваю его ногами, потного, горячего, моего. И схожу с ума, когда он наполняет меня. Кричу… Я? А может он? Или наши крики слились в один единый, наполненный невероятным, крышесносным удовольствием.

Я все еще дрожу от пережитого, тянусь к нему, мне необходимо снова его чувствовать, но он отстраняется. Передо мной инопланетный таори-дахак, чужой и холодный. Одевается он быстро и так же быстро покидает спальню.

А мне плакать хочется. Нет, хочется завыть от одиночества и пустоты, поселившейся внутри. Вот только не дождется он моих слез. Полгода? Я вытерплю. А потом, свернувшись калачиком посреди огромной кровати, долго лежу, вспоминая свои невероятные ощущения. Все: от агонии до полного опустошения. Перебираю, осмысливаю, пока блаженная темнота не накрывает меня сном.

— Отоми, малышка, проснись…

Не знаю, сколько я проспала, но спать хочется неимоверно. Поначалу даже не могу понять, что вообще происходит. Свет неяркий, его убавили ровно настолько, что я фактически не вижу лица таори, лишь слышу его голос и ощущаю прикосновения. Он обнаженный и горячий, страстно вылизывает мой живот, спускаясь непозволительно ниже.

— Отоми… — стонет мой невозможный айрин.

Вот уже прям там, где нельзя стонет, но разве могу я ему противостоять. Снова плыву по бурной реке, снова кричу и выгибаюсь навстречу, пока меня окончательно не сносит потоком невероятного блаженства, которое (я точно знаю) может подарить только он — гад инопланетный, совершенно необыкновенный.

А потом посещает дежавю. Я дрожу, он встает, одевается и… Уходит, бросив перед этим какой-то жалобный взгляд. И вот если первый раз стало обидно до слез, то сейчас я рассмеялась. До всхлипов и икоты. А потом успокоилась. Мало ли чего у них там, в головах творится, у айринов этих.

Встала, постояла под теплыми струями водопада. Долго растиралась полотенцем, пока кожа не порозовела. Потом подобрала себе очередное безобразие из запасов толстячка нао, и плюхнулась на кровать.

Лежала и почему-то улыбалась, вспоминая лицо таори перед уходом. Сон не шел. Вот совсем, ни капельки.

А потом тихо отъехали двери, пропуская зеленоглазого. Притворяться спящей я, конечно, не стала, но глаза прикрыла, наблюдая за ним из-под ресниц. Раздевался он быстро. Ну, вот по-военному. И пребывал уже в полной боевой готовности.

Пришлось даже щеки прикусить изнутри, чтобы предательски не заржать. Господи, а я-то его уходы на свой счет принимала! Да тут просто местные таракашечки в голове сидят, нормально спать не дают, зато заставляют шастать ночами из спальни в спальню.

— Отоми… — и снова его губы на моем плече, скользят ниже.

И мне бы перебороть себя, выдержку тренировать, стойкость опять же! Но, не-е-ет!

— Опять? — удивленно вопрошаю я и просто давлюсь раздирающим меня смехом. Потом смотрю в красивое, бесконечно озадаченное лицо, и снова ржу, потому что он совершенно ничего понять не может.

— Почему ты смеешься? — Ну, вот! Обида в голосе.

— Просто не понимаю, зачем ты уходишь, если так быстро потом возвращаешься?

— Тайлине после обмена нужен хотя бы земной час, чтобы восстановиться. — Серьезно сказал он, вызвав мой очередной смешок. — Я просто даю тебе время и выжидаю этот час подальше от тебя, отоми.

Легким движением таори убрал с моей щеки непослушную прядку волос. И столько нежности было в этом жесте, а от его слов веяло такой заботой, что даже улыбаться расхотелось. Моментально.

— А у нас по-другому принято.

— Как? — Ох, уж эти глаза! Невероятные, зеленющие! Только что в них была вселенская грусть, и вот сразу зажегся огонек любопытства.

— После обмена принято дарить ласку и нежность, показывая, как партнер вам необходим.

— Так ты не против, чтобы я остался? — Вот теперь таори полон надежды, в которую и сам-то боится поверить.

— Я только за! — Улыбаюсь и глажу его по идеальной щеке. Потрясающие ощущения, особенно, когда его теплые губы находят мою ладонь.

И все повторяется, кружится, вертится и взрывается огненным фейерверком. Только на этот раз айрин не уходит, а подгребает меня поближе так, что я практически влипаю в него, и, кажется, что он впитывает мою дрожь, хриплое прерывистое дыхание и бесконечную нежность, что я испытываю к нему в этот самый момент.

Несколько минут мы лежим молча, остывая и приходя в себя после пережитого. Наконец, я слышу его тихое:

— Как же приятно… Как же невыразимо приятно, отоми!

— Что именно? — лениво откликаюсь я, вырисовывая пальцем на его широкой груди узоры.

— Приятно прижимать тебя к себе, быть с тобой, оставаться с тобой после слияния, чтобы разделить то, что нас объединяет. В общем, я говорю путано и непонятно, потому что словами не выразить все то, что я сейчас чувствую…

Это точно. Я бы даже так не смогла, но мне тоже действительно чертовски приятно лежать с ним вот так расслабленно и раскрепощенно, ощущая свою нужность, впитывать его всем телом, как губка, и где-то глубоко в душе считать своим. Глупо, знаю. Но сейчас ничего не могу с собой поделать.

— Скажи, а почему ты уходишь от тайлин? Они себя плохо чувствуют? — решилась все же спросить.

— Отоми, маленькая моя отоми, это же естественно, разумеется, плохо, ведь они щедро делятся со мной энергией! Я же делюсь с ними здоровьем и долголетием, потому что таори живут много дольше других айринов. Разве ты не ощутила слабость?

— Ничего такого… — Я на всякий случай еще раз прислушалась к себе.

Конечно, легкая усталость все же присутствовала, и даже немного ныли мышцы, но это оправданно и нормально после трех раундов такого бурного секса. Но никакого упадка сил. Наоборот, сейчас я испытывала небывалый, просто невероятный энергетический подъем. Хотелось вскочить и закружиться, заражая своим задором и чудесным настроением весь мир.

Может, им просто землянки не подходят? Или это я какая-то неправильная батарейка? В любом случае стоило уточнить.

— А как себя чувствуешь ты? — потом подумала и еще добавила для ясности: — Ну, в плане, как ты себя ощущаешь? Энергии прибавилось? Вы же должны как-то это чувствовать?

— Ощущения прекрасные, просто потрясающие. У меня никогда не было такого идеального обмена. А энергия? Сейчас проверим.

Он протянул руку, и над его ладонью родился и завис искрящийся ослепительно белый шар. Он не грел, не издавал никаких звуков, просто сиял и сказочно переливался, разгоняя полумрак комнаты.