Комната, в которую Корч привел соплеменников, большая и светлая, с двумя кроватями, укрытыми пушистыми оленими и овчиными шкурами, Луне понравилась. Его сразу потянуло в сон, и пока Шык благодарил Хозяина, Луня отстегнул пояс с клинками, бросил в головы котомку с вещами, повесил на оление рога, украшавшие стену, плащ, сад с луком и стрелами, и овчиный кожух, растянулся на мягких шкурах, и мгновенно погрузился в сон.

Он не слышал, как Корч вполголоса сказал Шыку, глядя на уснувшего юношу:

— Совсем еще мальчик! Ты был старше, когда ходил в арам вместе с Тешей! Говоришь, он срубил двоих беров? Н-да, великий вой живет в этом пареньке, может быть, дух его неистового прадеда ожил через столько лет? Уверен ли ты, Шык Костяная Игла, что его удел — волхование? Ведь волхв…

Шык прервал Хозяина:

— Знаю, знаю я, о Старый Корч, что волхву вместно и потребно, и что с мирской жизнью волховская несовместна… Но мыслю я и чую, не нутром, не сердцем даже, а сущностью своею, что времена меняются на земле. Идет Великая Смута на мировой порядок, так мне боги и предки сказали, и Великий Вед меня для того же к себе призывает! И чтобы побороть эту Смуту, во время которой должны сгинуть без следа все народы земные, нужны другие люди, нежели мы с тобой! Так я чую, а чутье мое меня, Шыка Костяную Иглу, еще ни разу не подводило.

— Про Смуту и что-то страшное и ужасное, что ждет нас всех, я догадываюсь. Как догадываюсь и о судьбе посланца Великого Бодана… Он погиб?

Шык кивнул. Корч печально опустил глаза, потом коротко спросил:

— Как?

— Нелюдь… — только и сказал Шык. Помолчали, помянув про себя молодого ара.

— И какими должны быть эти… новые люди? — тихо и очень серьезно спросил наконец Корч.

— Такими, как Луня! — отрезал Шык: — В них волховские умения, знания мудреца и сила воя зело искусного слиться должны воедино, слиться, чтобы мог он и мечно, и чародейно, и умно с любым врагом бороться и побеждать и людь, и нелюдь, и нежить, и богов поганых, коли в том нужда будет!

— Вона ты куда замахнулся, Шык! — удивленно поднял седые клочковатые брови Корч: — С богами ратится! Тут одного умения, силы да знаний мало ярость должна жить в сердце того, кто на богов отважится посягнуть.

Шык кивнул:

— Ведомо мне про то, как и ведомо, что ярость эта есть в Луне, живет она там, внутри, малая и тихая, но с каждым днем просыпается, наливается силой, вытесняя из него сомнения и страхи! Великим мужем станет он, коли сейчас, в начале пути, не подрубить ему крылья, не опалить душу страхом, робостью, отчаянием или… Или любовью!

— Любовью? — удивился Хозяин Дома.

— Именно… — опустил глаза волхв: — Знаю, ведаю, что жестоко это, но другого пути нет — любовь все силы, на другие дела означенные, забирает, гложет душу, шатает сердце, сушит разум. Многие великие мужы разных народов превращались в овец да оленей кротких, когда Лада им глаза затмевала, Леля срамной уд дергала… Потому и берегу сейчас парня, потому и прошу тебя, во имя старого нашего побратимства — сделай так, чтобы родные твои бабы, особливо молодые девки, на глаза Луне не попадались! Сделаешь?

Корч усмехнулся:

— Против воли богов идешь, Шык? Любовь может и ослабить, а может и омогучить, горы своротить…

— Так, а волхвоство что, как не противление боговой воле? — быстро ответил Шык, блеснув глазами: — А что до любови, так она, как бабье слово, уж больно нетверда! Может приголубить, а может и убить.

— Но всегда парня в узде держать все одно не выйдет! — упрямо возразил Корч.

— Понимаю я то, Корч, знаю и понимаю, но мне важно СЕЙЧАС его от сетей Лады уберечь, СЕЙЧАС другое в его душе прорастить, а потом уж пусть, как Судьбина раскинет, будет! Ну как, просьбу сполнишь?

— Сполню!.. — скривившись, кивнул Корч, и вышел из комнаты…

Шык постоял некоторое время в задумчивости, машинально перебирая амулеты, висевшие на груди, потом посмотрел на спящего Луню, и на секунду суровое лицо волхва осветилось воистину отческой заботой и любовью. Но краткий миг чувств прошел, Шык шагнул к узкому окну, поглядел во двор, где омы разгружали свои телеги и перетаскивали тюки с товаром в особый каменный амбар — видимо, гости собирались задержаться у Корча надолго.

Людская возня внизу вдруг напомнила Шыку суету муравьев у муравейника в жаркий летний полдень — и те, и другие таскают что-то, трудятся на благо своих племен, но до недавнего времени разница между муравьями и людьми была огромна — мравейник мог прекратить свое существование в один миг — выльет какой-нибудь паскудник ведро воды, или еще проще и гаже — помочится на домик трудолюбивой мелкоты — и нет муравьиного народа… Люди же всегда мнили себя могучими и мудрыми. Но вот движется что-то, чему и названия в «мудрых» людских умишках нету, и это что-то может уничтожить всю Землю, как один большой муравейник…

Шык резко отвернулся от окна, скинул дорожную одежду, достал из мешка большой белый плащ из мягкой шерсти горных ахеевых коз, завернулся в него, лег и уснул…

* * *

Путники проспали весь день. За это время весть о том, что в Доме, в одной из лучших горниц почивает могучий и мудрый волхв родов Костяная Игла с учеником, облетела всех гостей Корча. Хозяин и сам не скрывал этого времена уже давно стояли мирные, последняя большая война умыла кровью народы Великого Хода почти сорок девять зим назад, сейчас везде люди доверяли друг другу и не было нужды таится ни в большом, ни в малом.

О Костяной Игле в странах Хода знали. Правда, большинство только по-наслышке, но «Слово о Ходе» и Чертеж видели почти все, кому довелось путешествовать по свету, их переписывали и перерисовывали, переводили на разные языки, так что слава о Шыке и Теше облетела всю землю.

Теперь же гости узнали о новом деянии мудрого волхва — вместе с учеником Луней, могучим воином, не смотря на юные лета и легкую стать, Шык уложил целый отряд проклятых беров — великий подвиг, коего не удавалось сделать со времен легендарного Ар-Вала, воителя аров, который вознамерился очистить Черный лес от скверны, пошел в мрачные чащобы с небольшим отрядом лихи рубак и сильным чародеем-аром, имя которого затерялось во мраке лет, побил множество беров, но пал в неравной битве с нечистью, и с тех пор ни разу людям не удавалось победить служителей Чернобога…

Многие расценивали деяние Шыка и Луни как добрый знак — скоро и остальные беры поплатятся, а там и нечисть изведем, то-то хорошо будет ездить по Ходу!

Поэтому, когда уже под вечер Шык и Луня, выспавшись, вышли на галерею и стали спускаться по лестнице, гости Дома приветствовали их громкими криками, поднимая чаши и рога с медом в честь отважных родов. Смуглолицый джав даже затянул только что сложеный гимн, в котором воспевался их подвиг, причем пел он на родском, но через раз вставлял джавские слова, так что получилось через пень в колоду, как говорили в городище Влеса.

Беров проклятых, змеиных детей,