Ягуару, очевидно, надоело медленно подвигаться, он вдруг прыгнул на одну из больших ветвей, где уже не было шипов.

— Обезьяна погибла, — сказал Альваро, с величайшим интересом следивший за всеми маневрами зверя.

Ягуар быстро вскарабкался по ветке, проворный, как кошка, но на известном месте должен был остановиться, так как услышал треск и, похоже, понял, что было бы неосторожно двигаться дальше. Ветка, конечно, не выдержала бы его тяжести, и он бы свалился в реку, чем, разумеется, не преминула бы воспользоваться обезьяна и убежала бы в лес.

— Обстоятельства складываются неудачно для хищника. Пожалуй, обезьяна ускользнет от него, — заметил Альваро.

Ягуар, явно недовольный, ворчал как разгневанный кот и вымещал свою досаду на коре дерева, которую обдирал когтями. Обезьяна, уже совершенно обезумевшая от страха, висела на конце ветки, уцепившись за нее левой рукой, а в правой держала своего детеныша.

В это время на поверхности воды, под самым деревом, появились громадные листья Виктории Регии, занесенные течением. Они быстро плыли, увлекаемые потоком, точно плоты, которые могли бы выдержать тяжесть не одной только маленькой обезьяны.

— Вот плутовка! — воскликнул Альваро, увидев, что обезьяна спрыгнула на один из листьев, не выпуская своего детеныша. Маленький плот немного погрузился в воду от толчка, но потом опять выплыл на поверхность и вместе с обезьянкой быстро понесся, увлекаемый течением, которое и прибило его к противоположному берегу.

Обезьяна издала победный крик.

Ягуар пришел в сильнейшую ярость, увидев, что добыча ускользнула от него. Он бешено зарычал, царапая когтями дерево, и потом бросился в воду.

— Очевидно, он умеет плавать, — заметил Альваро. — Пожалуй, он настигнет обезьяну.

На том месте, где погрузился ягуар, поднялась пена, и когда он выплыл, то раздался его рев, к которому примешивался страшный свист, очевидно издаваемый каким-то другим животным.

— Должно быть, ягуар наткнулся в воде на кого-нибудь, — сказал Альваро и бросился к берегу, чтобы лучше видеть, что делается в реке.

В этот момент из воды высунулся громадный черный цилиндрический хвост, и вскоре показался ягуар, обвитый громадной змеей, сжимавшей его своими кольцами. Это была анаконда, самое большое из всех бразильских пресмыкающихся, достигающее порой длины тринадцати-четырнадцати метров. Она живет на дне рек и неядовита, но обладает такой силой, что может задушить даже быка, охватив его своими кольцами. По всей вероятности, ягуар как раз опустился в воду на то место, где находилась змея, которая тотчас же подхватила его.

Хищник и пресмыкающееся, обвившееся вокруг него, яростно боролись, то выскакивая на поверхность воды, то погружаясь в нее. Ягуар, обезумев от боли, старался зубами и когтями разорвать кожу змеи, а змея сдавливала его все сильнее, стараясь сломать ему кости и позвоночный столб. Вода окрашивалась кровью, но змея все-таки не выпускала своей добычи, уверенная в успехе. Наконец они оба опустились под воду, которая густо окрасилась кровью, и больше не показывались на поверхности.

— Черт возьми! — воскликнул Альваро. — Вот это враги, которых мы с тобой должны очень остерегаться.

— Он уже околел, этот тигр? Как вы думаете, сеньор? — спросил Гарсиа.

— Вероятно. Но, я думаю, и змее пришлось плохо от его когтей. Во всяком случае, мы должны воспользоваться этим моментом и скорее перебраться на другой берег.

— А может быть, тут, поблизости, есть еще такие же звери?

— Вряд ли. Они бы приняли участие в этой борьбе. А ты видел обезьяну?

— Она выбралась на берег и скрылась в лесу.

— Не будем же терять времени, пока змея занята пожиранием своей добычи.

Они быстро срезали бамбук, перевязали его лианой и приготовили плот. Через полчаса они уже были на другом берегу, пристав как раз к тому месту, где скрылась обезьяна, спасшаяся от когтей ягуара.

Лес продолжался и на другом берегу реки и был такой же густой и непроходимый, как и тот, по которому раньше странствовали путешественники. Пожалуй, чаща была еще гуще, так как тут господствовал настоящий растительный хаос. Внизу растения так перепутались, что образовали общую массу, по которой можно было ступать, как по земле. Но под этой массой почва была совершенно сырая, и оттуда поднимался запах гнили и плесени, заставлявший путешественников брезгливо морщить нос.

— Вот так девственный лес! — сказал Альваро, который, конечно, предпочел бы простой луг этому богатству растительности. — Как ориентироваться в такой чаще, не пропускающей ни одного солнечного луча? Боюсь, что нам трудно будет добраться до залива!

— Уж не заблудились ли мы? — спросил Гарсиа.

— Очень возможно.

— Неужели такие леса покрывают всю Бразилию?

— Весьма вероятно. По-видимому, индейцы не заботятся об их уничтожении, земледелия у них не существует.

— Еще бы! Они ведь пожирают друг друга! И притом в этих лесах нет недостатка во фруктах.

— И в дичи… Это что за шум?

Где-то в чаще раздался такой пронзительный рев, что заставил мгновенно умолкнуть стаю попугаев, сидевших на ветках. Рев был такой оглушительный, что Гарсиа зажал себе уши.

— Кто это задает такой ужасающий концерт? — вскричал он. — Может быть, это хищные звери?

— Нет, это обезьяны.

Рев и вой усиливались и, казалось, наполнили весь лес.

— Пойдем, — сказал Альваро, — заставим-ка умолкнуть этих непрошенных музыкантов. Быть может, нам удастся при этом раздобыть себе жаркое. Ведь у нас ничего нет. От жары мясо черепахи испортилось и так воняет, что есть его нельзя.

— Неужели у вас хватило бы мужества съесть обезьяну! — воскликнул Гарсиа.

— Отчего нет? Ведь это такое же животное, как и всякое другое.

Они пошли в том направлении, откуда неслись звуки, не умолкавшие ни на одно мгновение. Ружье они держали наготове. Встреча с ягуаром научила их осторожности. Продираясь с превеликим трудом сквозь чащу ползучих растений, переплетенных корней, они потратили целый час, чтобы пройти пятьсот шагов, которые отделяли их от места, где собрались лесные музыканты.

Как и предвидел Альваро, этими артистами оказались обезьяны, усевшиеся в кружок на ветвях дерева и старавшиеся перекричать друг друга. Посредине этого импровизированного хора сидел «регент», роль которого исполняла обезьяна, самая худая из всего стада, но обладавшая особенно сильным и звучным голосом. Эта обезьяна затягивала одну ноту, а все остальные вторили ей, постепенно усиливая звук, который разносился по всему лесу и потом вдруг обрывался. Обезьяны умолкали на мгновение, дожидаясь нового сигнала. Если же какая-нибудь из них затягивала неверную ноту, то «регент» хора награждал ее тумаком по голове и заставлял умолкнуть.