4

Гребенцам же вскоре представился новый случай нанести сильное поражение другому, уже турецкому войску, следовавшему из Дербента в Крым для низложения мятежного хана Магомед – Гирея, старшего брата Адиль-Гирея. Эту миссию султан возложил на правителя Ширвана Осман-пашу, который со значительными силами двинулся осенью 1583 года на Сунжу, чтобы оттуда через Северный Кавказ проникнуть в Крым через Темрюк и Тамань. Гребенцы и кабардинцы подстерегли его у переправы Сунжи, напали, завязался сильнейший бой. Осман-паша сумел прорваться и переправиться через Терек, но его три дня преследовали казаки и кабардинцы. Осман-паша расположился лагерем у горы Бештау, но и здесь он под ударами не удержался и с жалкими остатками бежал.

Докладывая об этом в Астрахань, воевода Новосильцев писал:

– Гребенцы при поддержке кабардинской конницы напали на турок при переправе через Сунжу и разбили основные силы. Прорвавшиеся были настигнуты в районе Бештау и здесь добиты.

В дальнейшем все попытки крымско-турецких войск достигнуть Закавказья через Северный Кавказ заканчивались неизбежным их разгромом объединенными силами кабардинцев и казаков. Последние уже твердо обжили эти края и вписались в среду коренных жителей – горцев, переняв со временем многое из их быта, нравов и образа жизни, так же, как в одежде и вооружении.

Москва в то время уже оказывала моральную и материальную поддержку казакам и сама подталкивала их чинить любые формы «беспокойства» – Крыму, Турции и Ирану. Но в официальных ответах на возмущение Турции и Ирана, вызванных разбоями казаков на караванном пути, Москва категорически отказывалась от какой бы то ни было ответственности за действия казаков, ссылаясь на то, что на Тереке де живут «воры и беглые люди», которых власти сами преследуют.

А гребенские казаки, впрочем, как и все порубежные казаки, помимо службы занимались и вольным промыслом. Различные набеги и налеты были неотъемлемой частью их жизни и составляли своеобразную поэзию казачьего быта. По их мнению, это воспитывало дух, ловкость, приучало быстро ориентироваться в сложных ситуациях. Не только и не столько ради добычи жили они так, а ради лихого молодечества, из желания окурить молодежь, не дать охладиться горячей крови и не дать застояться неразлучному другу – боевому коню.

Полувековое царствование Ивана Васильевича Грозного (умер в 1584 году) оставило важные следы в истории Русского государства. Одним из важнейших его достижений было то, что на южной окраине границы переносятся на Терек и Сунжу.

Поступательное движение, начатое Иваном Грозным по расширению границ Русского государства, постепенно набирало силу, и первопроходцами в этом деле были казаки. Как писал один историк: «Широкою, могучею волною разливалась Русь по безбрежному степному пространству. А впереди ее, как соколы, вырвавшиеся на волю, летят ближайшие наследники, прямые потомки славных, когда-то великих, могучих богатырей святорусских – казаки».

Продолжая дело отца в отношении Северного Кавказа, царь Федор Иванович, по настоянию Боярской думы, включает в свой титул и такое определение: «Государь Кабардинской земли, черкасских и горских князей».

Не стало Ивана Грозного. И на громоносном престоле свирепого мучителя Россия увидела постника и молчальника, так в часы искренности говорил о сыне Федоре сам Иоанн. Федор не имел сановитой наружности отца, ни мужественной красоты деда и прадеда.

– Он был росту мал, дрябл телом, лицом бледен, – говорили о нем окружающие. – И хотя всегда улыбался, но без живости.

Угадывая, что этот двадцатисемилетний государь, осужденный природой на всегдашнее малолетство духа, будет зависеть от вельмож и монахов, многие не смели радоваться концу тиранства, чтобы не пожалеть о нем в дни безначалия. К счастью России, Федор, боясь власти как опасного повода к грехам, вверил кормило государства руке искусной – и сие царствование, хотя не чуждое беззаконий, хотя и самым ужасным злодейством омраченное, казалось современникам милостью Божией, благоденствием, златым веком, ибо наступило после Иоаннова!

Новая пентархия, или Верховная дума, – составленная умирающим Иоанном из пяти вельмож, была предметом общего внимания, надежды и страха. Князь Мстиславский отличался единственно знатностью рода и сана, будучи старшим боярином и воеводою. Никиту Романовича Юрьева уважали как брата незабвенной Анастасии и дядю государева, любили как вельможу благодушного, не очерненного даже и злословием в бедственные времена кровопийства. В князе Шуйском чтили славу великого подвига ратного, отважности и бодрости духа. Бельского, хитрого, гибкого, ненавидели как первого любимца Иоанна. Уже знали редкие дарования Годунова и тем более опасались его, ибо также умел снискать особую милость тирана, был зятем гнусного Малюты Скуратова, свойственником и другом Бельского.

Приняв власть государственную, Верховная дума созвала Великую думу Земскую, пригласив на нее знатнейшее духовенство, дворянство и всех людей именитых, чтобы принять некоторые меры для государственного устройства. Назначили день царского венчания. Соборной грамотой утвердили его священные обряды. Рассуждали о благосостоянии державы, о средствах облегчить народные тягости.

После шестинедельного моления об усопшем венценосце 31 мая 1584 года состоялось венчание.

В этот день, на рассвете, по Москве пронеслась ужасная буря с грозой. Проливной дождь затопил многие улицы столицы, как бы в предзнаменование грядущих бедствий. Но суеверие успокоилось, когда гроза миновала и на чистом небе воссияло солнце.

На Кремлевской площади собралось бесчисленное множество людей, и воинам-охранникам с трудом удалось очистить путь для духовника государева, когда он нес, при звоне всех колоколов, из царских палат в храм Успения святыню Мономахову, животворящий крест, венец и бармы. Скипетр за духовником нес сам Годунов.

Несмотря на беспримерную тесноту, все затихло, когда Федор вышел из дворца со всеми боярами, князьями, воеводами, чиновниками. Он в одежде небесного цвета, придворные – в златой, и удивительная тишина провожала царя до самых дверей храма.

Во время молебна окольничие и духовные сановники ходили по церкви, тихо говоря народу: «Благовейте и молитися!»

Царь и Деонисий сели на изготовленных для них местах у западных ворот, и Федор среди общего безмолвия сказал первосвятителю:

– Владыка! Родитель наш, самодержец Иоанн Васильевич, оставил земное царство и, приняв ангельский образ, отошел на царство небесное. А меня благословил державою и всеми хоругвями государства, велев мне, согласно с древним уставом, помазаться и венчаться царским венцом, диадемою и святыми бармами. Завещание его известно духовенству, боярам и народу. Итак, по воле Божией и благословению отца моего совершен обряд священный, да буду царь и помазанник!

Митрополит, осенив Федора крестом, ответствовал:

– Господин, возлюбленный сын церкви и нашего смирения, Богом избранный и Богом на престол возведенный! Данною нам благодатию от Святого Духа помазуем и венчаем тебя, да именуешься самодержцем России!