— Шиацу? — спросил доктор Штаэль через круглое отверстие в массажном столе.

— В том числе.

Соня положила большие пальцы на ямки над ягодичными мышцами и начала мелкими глубокими круговыми движениями подниматься вдоль позвоночника к шее, а потом, почти не касаясь кожи, возвращать руки к исходной точке.

К концу первого года обучения она в первый раз восприняла массаж как творческий процесс. В то время она, как и многие ее товарищи по учебе, терзалась сомнениями, не ошиблась ли она в выборе профессии.

— Ремонтно-профилактические работы — это, похоже, не для меня. Мне больше по душе творческая работа, — сказала она однажды своему учителю массажа.

И он ответил ей:

— Что является вашим исходным материалом? Перекошенный, съежившийся, затвердевший, засохший сгибатель спины. А конечным результатом? Эластичная, мягкая, гибкая мышца с прекрасным кровоснабжением. Рассматривайте это так. Из качественно неполноценного материала вы создаете нечто новое.

Соня, хотя и отнеслась довольно скептически к такой точке зрения, но уже через несколько дней поймала себя на том, что действительно получает нечто вроде творческого удовлетворения от массажа измученного люмбаго пациента.

Подкожная клетчатка доктора Штаэля в области поясницы была жесткой на ощупь. Соня положила большие пальцы на нижние остистые отростки, захватила остальными пальцами кожу, натянула ее на большие пальцы, как на ролики, и отпустила. Потом еще и еще, пока поверхностные слои не расслабились настолько, что ей удалось пробиться к мышцам. Она принялась осторожно, но жестко «месить» их.

Из невидимых динамиков лилась тихая медитативная музыка. Звуки тибетских флейт и музыкальных тарелок «ролмо», шум тропического леса и голоса животных сливались с глубоким дыханием пациента и ритмичным дыханием массажистки.

Соня работала как в трансе. Приподняв правой рукой лопатку доктора Штаэля, она принялась мелкими круговыми движениями кончиков пальцев левой массировать подлопаточную мышцу.

Аромат массажного масла — лаванды, лимона и миндаля — смешивался с запахами его геля для волос и лосьона, исходившего от ее собственного разогретого тела.

Соня взялась за его трапециевидную мышцу над правым плечом. Доктор Штаэль тихонько застонал. Она осторожно начала массировать мышцу, чувствуя ее каменную плотность и напряженность и медленно продвигаясь к шее, потом к затылку и обратно.

Мышца под ее пальцами постепенно изменилась на ощупь: она стала более эластичной и мягкой. Она изменила свою форму. Стала угловатой, сохранив при этом гибкость. Теперь она напоминала на ощупь линейку, сделанную из теста. И у этой формы был вкус — горький, как ангостура.[17]

— Почему вы остановились? — спросил доктор Штаэль.

Соня, растопырив пальцы, терла ладони о бедра.

Он повернулся на бок и посмотрел на нее.

— Вам плохо?

Она покачала головой.

— Уже прошло.

— Вы уверены?

Она кивнула.

Доктор Штаэль опять лег на живот. Соня, взяв себя в руки, снова принялась массировать мышцы его шеи. Теперь они были совершенно нормальными на ощупь. Исчез и горький вкус у нее во рту. Она продолжила работу.

— Если вам нужно прервать сеанс, не стесняйтесь, скажите мне. Я врач и хорошо понимаю, что такое плохое самочувствие.

— Это не связано с физическим здоровьем.

— А физическое здоровье — это как раз не по моей части.

Соня перешла на другую сторону и принялась за левую часть плечевого пояса. И вдруг неожиданно для себя произнесла:

— Ваш musculus trapezius[18]вдруг стал на ощупь четырехугольным, как линейка.

— Он и мне самому иногда кажется четырехугольным.

— И горьким на вкус, как ангостура.

— На вкус?

— Я чувствую вкус предметов, вижу звуки, обоняю цвета… ну, и так далее.

— Вы синестетик?

— Сине… что?

— Синестезия в переводе с греческого означает одновременное ощущение, совместное чувство. Это явление восприятия, когда при раздражении одного органа чувств возникают и ощущения, соответствующие другому органу чувств. Звуки обретают цвета или формы, прикосновение вызывает вкус или запах.

— Значит, такое бывает и с другими?

— Не часто. Разве вам никто этого не говорил?

— У меня это началось недавно.

— Когда именно?

— Пару недель назад.

— А до этого никогда не было?

— Нет.

— И в детстве тоже?

— Нет.

Доктор Штаэль задумался.

— Это чревато чем-нибудь неприятным?

Вместо ответа он спросил:

— Вы левша?

— Да.

— Большинство синестетиков — женщины-левши.

Он опять замолчал.

Соня накрыла ему полотенцем спину и плечи, обнажив ноги. Потом взяла на ладонь еще немного масла и смазала его правую ногу. Положив ладони одну за другой на щиколотку, она с силой разгладила икру и, почти не касаясь кожи, вернула руки в прежнее положение.

— А когда вы учились писать — каждая буква имела свой цвет?

Соня остановилась.

— Да. И это так и осталось.

— Хм… А как у вас с памятью?

— Не жалуюсь.

— А точнее?

— У меня фотографическая память. Я ничего не забываю.

— Хорошо.

— А я не вижу в этом ничего хорошего. Моя голова переполнена образами, которые я хотела бы забыть.

— Я имел в виду — хорошо для постановки диагноза. У вас налицо все признаки синестезии.

— Вы ведь сказали, что она проявляется еще в детстве.

— Если вы видите буквы в цветах, то это уже одна из форм синестезии.

Соня продолжила работу. Она принялась разглаживать бедро, ослабляя давление лишь на чувствительной подколенной ямке.

— И у вас это постоянно?

— Нет, время от времени. Как, например, только что.

Музыка изменилась: вместо флейты с «ролмо» зазвучала арфа с «ролмо». Молчание доктора Штаэля беспокоило Соню.

— Это может быть чем-то спровоцировано?

Он подумал несколько секунд.

— Наркотиками. Не было ли в вашей жизни каких-нибудь историй, связанных с подобными вещами?

— Нет.