– Вам следует опасаться многого, – сказал Целлофан.

– Вы уйдете на рассвете, – сказала Лавалье.

Накормив досыта своих гостей серафимом и херувимом. Целлофан и Лавалье проводили усталых путников в небольшое деревце по соседству, где каждый получил по комнате. Когда Фрито уже собрался войти, Лавалье отвела его в сторонку, и они оказались на укрытой от взглядов лужайке, которую пересекала сточная канава.

Посреди лужайки стояла загаженная птичья кормушка, в которой кверху лапками лежали два воробья.

– Яд, – объяснила Лавалье, забрасывая трупики пернатых в кусты. – Только это их немного сдерживает.

Она плюнула в воду, и из нее-выпорхнула золотая рыбка. Рыба выкрикнула:

– Отдай мне свои семерки! И плюхнулась обратно.

Лавалье склонилась над поверхностью вод и произнесла:

– Условие Уилмота.

Вода закипела, и распространился легкий запах мясного бульона. Затем Фрито показалось, что поверхность стала гладкой и на ней появилось изображение человека, что-то засовывающего себе в нос.

– Рекламный ролик, – раздраженно буркнула Лавалье.

Через секунду изображение исчезло, и вместо него появились улицы, заполненные танцующими гномами и эльфами, дикие кутежи в Минас Трони, радостные дебоши в Стайе, огромная бронзовая статуя Сорхеда, переплавляемая в зажимы для галстуков, и, наконец, сам Фрито, сидящий на куче дешевых браслетов, сережек, брошек и бус, и улыбающийся от уха до уха.

– Это доброе предзнаменование, – изрекла Лавалье. Фрито протер глаза и ущипнул себя.

– Значит, все не так уж плохо? – спросил он.

– Водоем Лавалье никогда не лжет, – холодно ответила леди и, проводив Фрито к его спутникам, исчезла в густом облаке духов «Зрелость джунглей».

Фрито ущипнул себя еще разок, затем ввалился в дом-деревце и уснул глубоким сном.

Поверхность воды еще некоторое время оставалась черной, затем она осветилась и показала триумфальное прибытие «Титаника» в Нью-Йоркский порт, выплату Францией военного долга и бал, данный Гарольдом Стассеном при вступлении в должность Президента США.

В восточной части неба Вельвета, любимая звезда эльфов, утренняя, и служанка рассвета, взошла и приветствовала Ноксзему, от которого язык становится как фланелевый, и, лязгая своим золотым мусорным ведром, попросила его приготовить крылатую тарелку рикши Новокаина, герольда дня. Затем появился красноглазый Овальтин с пухлым ртом и нежно поцеловал землю восточнее моря. Короче говоря, наступило утро.

Наскоро позавтракав отклонениями и щитовидками, Целлофан, Лавалье и их слуги провели компанию на берег великой реки Анацин, где лежали три маленьких бальсовых плота.

– Пришел грустный час расставанья, – торжественно произнесла Лавалье. – Но для каждого из вас у меня есть маленький подарок, который в черные дни невзгод будет напоминать о вашем пребывании в Лорнадауне.

Так сказала она, и достала большой сундук, и извлекла из него пригоршню чудесных предметов.

– Для Эрроурута – бриллианты короны, – сказала она и вручила удивленному королю грушу в форме алмаза и голубиное яйцо размером с изумруд.

– Для Фрито – чуть-чуть волшебства, – и в руках болотника очутился великолепный стеклянный шар, внутри которого плавали снежинки.

Затем каждый в компании получил что-нибудь дорогое и необычное. Штопор – подписку на журнал «Жизнь эльфов», Леголам – колоду карт. Мокси – баночку клеверного бальзама, Пепси – пару вилок для салата, Бромозель получил велосипед модели Швинна, а Спэм – мазь от насекомых.

Дары были быстро припрятаны на плотиках вместе с другим снаряжением, необходимым в их трудном деле: веревками, банками говяжьей тушенки, массой копры, волшебными плащами, которые прекрасно маскировали на любом фоне, будь то зеленая трава, зеленые деревья, зеленые скалы или зеленое небо, томика книги «Драконы и василиски мира», коробкой собачьих украшений и бутылкой одеколона.

– Прощайте! – сказала Лавалье, когда компания разместилась на плотах. – Великие путешествия начинаются с одного шага. Человек – не остров.

– Ранней пташке бог червячка посылает, – сказал Целлофан.

Плоты скользнули на реку, а Целлофан и Лавалье взошли на лебединую форму лодки и некоторое время дрейфовали рядом с ними. И Лавалье сидела на носу и пела старинную песню-плач эльфов под разрывающие сердца звуки стальных барабанов.

Даго, даго, Ласси, Лима рантинтин,

Янки моноцики рамар роторут.

Телезвезда алоха сааринен клорет

Стассен камаро Импала десото?

Гардол олео телефон лумумба!

Чаппаква гаватампа мюриэль

У кандеада хорста вата, бвана,

Нутту несмо нешето выппит!

Комсат мальба рубайят нирвана

Гарсия и вега гайавата алу. —

О митра, митра, ябба прилег!

Валдари, вадира, ке сера – сирра,

Они суа ла ваш, ки ри Они суа ла ваш, ки ри.[9]

Когда крохотные суда поворачивали в излучину реки, Фрито оглянулся назад, и как раз вовремя, чтобы увидеть, как леди Лавалье засовывает в старинном прощальном жесте эльфов палец себе в горло.

Бромозель посмотрел вперед, где над гладью реки вставало голое солнце.

– Ранней пташке бог гепатит посылает, – проворчал он и заснул.

И таким было очарование Лорнадауна, что хотя они и провели всего одну ночь в этой волшебной стране, казалось, что прошла неделя. Они плыли по течению, а сердце Фрито наполнялось смутным страхом, что время, отпущенное им, истекает. Он вспомнил зловещий сон Бромозеля и только теперь впервые заметил, что на лбу воина алела кровь агнца, на его спине белел большой крест, начертанный мелом, а на щеке чернело пятно величиной с дублон. Большой, довольно грязный на вид стервятник сидел на его плече, ковырялся в зубах и напевал бессмысленную песенку о дроздах. Вскоре после полудня река стала узкой и мелкой, а затем путь преградила гигантская плотина бобров, воздух был наполнен угрожающим шлепанцем бобриных хвостов да мрачным гулом турюин.

– Я думал, что путь к островам Длинного Ганси свободен, – сказал Эрроурут. – Теперь я вижу, что слуги Сорхеда и тут не дремлют. Дальше по реке нам не пройти. Компания подгребла к берегу и, вытащив плоты из воды, наскоро подкрепилась луной и грошем.

– Боюсь, эти скоты могут причинить нам зло, – сказал Бромозель, указывая на нависающую над ними бетонную массу плотины.