том, что численности войск катастрофически не хватает. Нужно ведь и не отпускать и остальные территории, так? В связи с этим и был дан приказ о перераспределении батальонов. Цель — мобилизация войск без потери военной мощи. На твои плечи я это и возлагаю. — Похлопав по плечу удивлённого Вэйрада, генерал Отсенберд достал небольшую флягу в кожаном обрамлении и продолжил речь уже немного иным тоном: — Ну а сейчас выпьем! А что ты думал? Завтра будет тяжёлый день. А послезавтра — очень важное сражение. Ужас какой-то, насколько важное… Будет драка похлеще, чем в 1092… И значение её трудно переоценить.

— Я не хочу, — отказался от протянутой фляги Леонель.

— Не отказывайся. Более шанса может и не представиться, — настаивал Фирдес. — Зелен ещё, видно.

— Не говорите так. Я точно не умру. Меня дома ожидает семья, которой я обещал вернуться.

— Точно! У тебя ведь семья… Если я не ошибаюсь… жена и сын?

— Да. Двое сыновей. Один — младшенький, которому недавно только год стукнул. Другой — постарше. Ему семь лет.

— Понятно… — задумчиво выдал Отсенберд. — Семья — это великое счастье и огромная ответственность. Ведь так? — Вэйрад кивнул. — Выпей уж. Ради семьи.

Вэйрад ещё долго препирался, но всё-таки Отсенберд оказался настойчивее. Сидели солдаты ещё порядка полутора часов. За это время они мало чем насущным сумели обменяться, зато генерал о своих похождениях успел рассказать достаточно. Но в особенности выделял он то, что по сути бесконечно одинок и печален в сердцах.

— Эпф… — изрядно выпивший Фирдес рыгнул, — да… Весёлый ты мужик, Вэйрад. Мне вот интересно, откуда ты такой взялся! Уж я-то многих знаю. И талантливых солдат много повидал, и, прямо скажем, таких себе. Узрел на своём веку и выдающихся воинов, стратегов… Но о тебе я узнал, лишь когда пришла весть о том, что кому-то присуждено звание офицера аж самой рукой короля, впервые за столькие годы. Так откуда же ты? Я видел тебя в бою и точно могу сказать, что ты — мастер клинка, но появился ты внезапно. Тебе, к тому же, всего-то двадцать семь, насколько я знаю.

— Я простой солдат. Я ниоткуда — из глухой деревеньки. Ну, стало быть, выпил я всё-таки немало, а нужно ещё и завтра рано вставать, — покачиваясь от выпитого алкоголя, Вэйрад встал из-за стола, за которым они всё это время пили, и направился к выходу. В его голосе читалась фальш — следствие опьянения. Доподлинно неясно: была ли это задумка генерала, чтобы разузнать побольше о личности своего офицера, или же чистая случайность, неудобное стечение обстоятельств, — но лукавость была и была отчётлива.

— Постой! Ты думаешь, что я отпущу тебя в какую-нибудь дряхлую ратушу поблизости, иль куда ещё похуже? Ты уж оставайся здесь. Это уютнейший форпост. Здесь есть пара замечательных комнат. Уж мне-то верь: я часто бывал в таких: обустроены по высшему разряду! — генерал говорил распущенно, но вовсе не значило это, что он не подметил для себя замеченную ранее деталь.

Тем же часом на границах уже собирались орды солдат в белоснежных доспехах. В воздухе будто уже чувствовалось напряжение. Напряжение в ожидании великой битвы, от исхода которой зависит будущее двух крупнейших государств.

IV.

Тусклый рассвет. Лучики просыпающегося солнца едва освещали комнату небольшого кирпичного дома, в которой вертелся, пытаясь укрыться от света, ребёнок в миленькой люльке. Рядом сидела его мама, заснувшая с детской книжкой в руке. Её одна рука лежала на той странице, где она остановилась, другая — возле малыша, на его подушке.

Было раннее утро. Но маленький рыцарь уже оттачивал своё мастерство рукопашного боя во дворе дома. Его оппонентом служило бревно, поверх которого были натянуты несколько слоёв старых, потрёпанных одеяльцев.

— Здравствуй, зайка мой ненаглядный, — сказала проснувшаяся от кряхтения малыша мама, нежно целую его лоб. — Как спалось тебе, Эди? Вижу по улыбке, что хорошо, — продолжала беседовать с годовалым ребёнком Агата, всё более страстно тиская его.

Ребёнок в ответ лишь смеялся, играясь с её длинными шелковистыми тёмными прядями волос.

— Твой братик, видимо, опять на своём чучеле отыгрывается. Пошли поздороваемся с будущим воином. — Взяла на руки малыша, попутно одевая его, вышла из комнаты.

— Доброе утро, Зендей! Как тренировка проходит? — обняла уже сильно вспотевшего сына Агата.

— Я никогда не стану таким же сильным, как папа… У меня ничего не получается! — пнув бревно, провопил Зендей.

— Не говори так. Это удел слабых. А ты не можешь быть слабым, учитывая, кто твой отец. — Агата опустила Адияля, дав ему свободу выбора, куда ползти. — И я уверена, что даже у твоего папы не всегда всё получалось. А как же! Уж мне ты можешь поверить. Я его видела и подавленным, и сломленным, и героическим, и мужественным, и даже плачущим. Слушай, красавец мой… всё у тебя получится. Я верю в тебя. И знаю, что ты будешь великим воином. Как твой отец.

Кто бы мог подумать, что судьба этого мальчика — быть в тени своего отца до конца своей жизни, которая оборвется столь рано…

После её слов мальчик слегка улыбнулся, как бы по-детски пытаясь это скрыть, но мимо взгляда матери это не прошло; перестал хлюпать.

— А хочешь, я тебе покажу пару приёмов, которым меня научил твой отец? — слегка толкнув в плечо сына, предложила Агата.

— Да! Конечно! Ещё ты б такое спрашивала! — резво согласился Зендей, в ответ подтолкнув в плечо мать.

— Только тогда, когда подкрепишься! На голодный желудок нельзя тренироваться! Я тебе это уже говорила. Притащи Адияля, а я пошла сварю вам кашу. Ну и себе…

Как только Агата вошла домой, сразу же надела фартук и пошла к печи. Готовила она отменно: это знал каждый, кто когда-либо пробовал её стряпню.

Мальчики сидели на уютном диванчике, пока мать порхала над котелком, и по-ребячески бесились. Запах набухающего пшена сводил с ума голодного Зендея, изрядно уставшего после его самостоятельных занятий. Адияль же, как и полагается детям его возраста, просто пускал слюни на вельветовую простыню, лежащую на диване.

— Зендей, сходи, прошу, в кладовую и возьми там масло. Оно должно быть на верхней полке слева в стеклянной баночке с синей крышкой, — попросила Агата, не отрываясь от процесса помешивания каши, чтобы та не загустела. Смысл от того, чтобы использовать масло на этом этапе готовки озадачил бы многих хозяек. Однако учитывая, насколько вкусными получались всегда её блюда, никто даже бы не посмел оспорить её стиль.

Особенно не хотел перечить воле матери Зендей, который уже не мог более ждать пищи (его голодный желудок