сдержать клятву. Его мир сгорал. Без луча света. Сгорал во тьме. В отчаянии, гневе и жажде мести.

XI.

— Господин Отсенберд Фирдес… Мне жаль… Пройдёмте. Час пробил, — уныло проговорил стражник в черных доспехах и шлеме с алебардой в руках. — Обезглавливание…

— Да. Прошу, дайте дописать последнее письмо. Очень важно… — пробормотал кряхтящим голосом заключенный в рваной робе и с многочисленными телесными ранами. Увидеть в нем того пухлого генерала уже было практически невозможно. Он исхудал.

Слегка дрожащими руками в кандалах он дописал письмо и попросил стражника, чтоб его во что бы то ни стало отправили и адресат его получил.

Темница выглядела крайне мрачно. В ней была лишь очень маленькая щелка, находящаяся аж у каменного потолка, с которого падали водяные капли. Там было очень сыро и стоял неприятный запах. Ни койки, ни столика — ничего из предметов простейшей мебели не наблюдалось. Одна пустая темница.

Фирдеса повели по серым каменными коридорам. Нигде не было ни одного факела или светильника. Источниками света служили только решетчатые отверстия в стенах.

Они прошли порядка пяти различных туннелей. В других камерах сидели мученики, которые прибывают в этой тюрьме, по всей видимости, гораздо дольше Отсенберда, прибывшего всего чуть менее двух суток назад. Причём, как заметил генерал, все пленные были когда-то высокого чина и в обществе, вероятно, занимали не последнее место, но сейчас все они стали обыкновенным отребьем в глазах государства. Наконец они добрались до предполагаемого выхода. Огромная чугунная дверь, скрипя, но всё-таки открылась. Лицо пленника выражало искреннее удивление. Он даже не подозревал, где находится, ибо везли его с закрытыми глазами в закрытой карете. Оказалось, эта тюрьма — Стоунлок. Здесь отбывают самое жестокое и бесчеловечное наказание опаснейшие преступники государства. Или, по крайней мере, их таковыми признали Корона и суд. Стоунлок — непреступная крепость, находящаяся на маленьком скальном островке, уплыть с которого невозможно, ибо тюрьма расположена на огромной высоте. Единственный путь на континент — каменный мост, на котором всегда патрулируют королевские солдаты. И даже по ту сторону стояла огромная кирпичная постройка. Зал суда, после которого виновных сразу справляли в Стоунлок. Туда и вели Фирдеса Отсенберда.

На кривой серой крыше сидела целая орда черных воронов. Это не удивительно. В этом помещении никогда не бывает нехватки пищи для воронов и стервятников.

На улице было бесконечно тускло; солнце — закрыто многочисленными тучами и серыми облаками.

В мрачной серой зале его ожидали палач и Льюис Фоттейд, приближенный Его Высочества. Отсенберд знал его. И знал также, что тот выполняет самую грязную работу от лица короля, являясь его не то левой рукой, не то правой стопой. Видимо, он и будет объявлять приговор генералу.

По периметру стояло около десяти солдат королевской гвардии. Каждый был снаряжен в лучшие доспехи и вооружен острейшими копьями и мечами. Пленник же стоял в одной дырявой робе, скованный кандалами. Помимо этого, его морили голодом и не давали ни единой капли воды, невзирая еще и на то, что его сильно избивали, допрашивая про Адияля и по поводу разных формальных стратегических вопросов, мало относящихся к сути дела.

Как же низко… До чего докатились… — про себя подумал Фирдес. — Столько сволоты, до зубов снаряженной, на одного меня выставлено… Шуты.

— Ныне лишенный звания генерала Фирдес Отсенберд приговаривается к отсечению головы. По акту закона об измене Родине, — громко, но без энтузиазма произнес Фоттейд. По его глазам было видно нежелание соблюдать эти «глупые» — разумеется, лишь в его понимании — формальности. Впрочем, его речь на этом и была окончена.

Двое рыцарей из королевской гвардии поволокли его ближе к палачу, точившему лезвие меча, и кинули ему под ноги. Узник по инерции прокатился лицом по бетонному полу и разодрал кожу. У него не было и толики сил встать, не говоря уже о сопротивлении. Да и не было, по правде сказать, смысла.

Перед отсечением Фирдес что-то про себя бормотал невнятное, пристально глядя на стражника, который должен был передать его предсмертное письмо.

Палач встал, размял плечи, руки, ноги взял наточенный меч и, хладнокровно взмахнув стальным лезвием, снёс голову. Кровь плеснула фонтаном. Вороны разлетелись.

Инквизитор взял отсеченную им голову и кинул под ноги Льюису Фоттейду. Тот довольно усмехнулся и приказал выбросить тело в воду, а документы сжечь. Впрочем, и задерживаться он не стал: сразу же покинул здание суда в сопровождении орды солдат.

Дорогой Адияль,

Прости за то, что вышло. Да за всё прости. Я много грубости наговорил с обиды. Мне тяжело было видеть, как на моих глазах один мой лучший друг убивает другого… Я готов был давеча повеситься, но меня кое-кто решил повесить самостоятельно. Да… Ситуация складывается совсем не лучшим образом. Ближе к делу…

Янахожусь в неизвестной темнице и жду часа гибели. Видимо, такова моя судьбинка. Ты и сам понимаешь, почему я в темнице. Одно лишь хочу тебе сказать. БЕГИ! И НЕМЕДЛЯ! Он придёт и за тобой. Ты сам знаешь… Боже, надеюсь, еще не пришёл… Беги, куда глаза глядят. Скройся. Уйди в тень. Он не остановится, пока ты не умрешь. Я понятия не имею, что происходит в данную минуту в стенах Короны… Я давно суть потерял. Всё будто бы бессмысленно, но, стало быть, мир таков: обезумел окончательно.

Боже, слава небесам, я знаю здешнего стражника, который сможет пронести это письмо и передать весточку нашим общим знакомым. Надеюсь, ты еще не забыл тётю Фалько. Вот и будет повод вспомнить. Не поминай лихом, сынок. Прости за всё ещё раз. К сожалению, не могу я писать слишком много. Стража может что-то заподозрить, да и говорить уж нечего. БЕГИ! СО! ВСЕХ! НОГ!

Вот и пришли за мной… Прощай! Береги себя, прошу. Надеюсь, ты не посрамишь память отца тем, что опустишь руки. Малец, я верю в тебя, черт возьми!

Твой дядя Фирдес.

Через некоторое время Зельману Златогривому сообщили весть о внезапной пропаже генерала Фирдеса Отсенберда, гибели Вэйрада Леонеля из рода Золотых Львов и его сына Зендея, бегстве другого его сына, предательстве от рук одного из лучших полководцев Дориана Нильфада.

После услышанного, из уст короля вырвался желчный, почти что безумный смех. И с каждым мгновением он лишь усиливался, становился грознее, мрачнее. В конце концов, окончив хохот, Златогривый вымолвил:

— Этот сукин сын всё-таки сдержал слово… Ничего. Теперь я не намерен идти у него на поводу. За свои преступления пришла пора отвечать даже ему. Созвать совет Короны немедленно.

Тень I. Исток

I.

Тонкие тусклые лучики