Я кивнул. До сих пор мне ничего такого не предлагали.

— Пойду возьму.

— И мне захвати. — Она наклонилась и прикурила от горящей плиты.

— Не самый лучший способ, — в действительности мне хотелось сказать: Ты моя сестра, больше у меня никого нет. Не суй, черт тебя побери, пожалуйста, лицо в огонь.

Она выпрямилась и пустила через всю кухню перышко дыма.

— Все под контролем. Пару лет назад на вечеринке в Виллидже я опалила ресницы. Одного раза вполне достаточно.

— Чудненько. — Я взял две бутылки пива, открыл и протянул одну ей.

Она щедро отпила и прочистила горло.

— В общем, если я правильно поняла, все наше земное имущество — более-менее то, что ты видишь вокруг себя.

— То есть ничего.

— Именно.

До того я не рассматривал «ничего» как одну из возможностей и почувствовал прилив адреналина, готовый биться или драпать.

— То есть как?

— Адвокат Гуч — он, кстати, был очень любезен, обходительней некуда — сказал, что «правило большого пальца» — от нуля к нулю за три поколения, но мы справились за два — хотя, как по мне, вообще за одно.

— Что это значит?

— Это значит, что обычно первое поколение зарабатывает, второе тратит, а третьему снова приходится работать. Но в нашем случае отец и сколотил состояние, и пустил его по ветру. Завершил полный круг за одну свою жизнь. Он был беден, потом богат, теперь мы бедны.

— У отца не было денег?

Она покачала головой, радуясь возможности объяснить:

— У него была куча денег, только вот соображалка подвела. Его молоденькая жена сказала ему, что считает брак партнерством. Запомни эти слова, Дэнни: Брак — это партнерство. Она убедила его разделить с ней абсолютно все.

— Строительные объекты тоже? Дома? — это даже звучало неправдоподобно. У него была куча домов. Он их постоянно покупал и продавал.

Она покачала головой, отпила еще пива.

— Это для новичков. «Недвижимость и строительство Конрой» — общество с ограниченной ответственностью, а это значит, что все, чем владеет компания, сгребается в один мешок. Если он продает дом, деньги остаются в компании, и он может использовать их для покупки нового дома. Андреа настояла, чтобы он записал ее как совладелицу компании, что означает ее право на наследование.

— А это законно?

— По закону все имущество переходит его жене — по праву собственности. Ты понимаешь? Чтобы вникнуть, нужно время, я знаю.

— Я понимаю, — хотя не был уверен, что это так.

— Вот и молодец. То же касается и дома. Дома и всего его содержимого.

— И адвокат Гуч на это пошел? — Я знал его. Он иногда приходил на мои баскетбольные матчи, они с отцом садились на открытых трибунах. Оба его сына ходили в школу епископа Макдевитта.

— Нет, нет. — Мэйв покачала головой. Ей нравился адвокат Гуч. — Андреа привела своего юриста. Кого-то из Филадельфии. Крупная шишка. Гуч сказал, он постоянно говорил об этом отцу, и знаешь, что папа отвечал? «Андреа — хорошая мать. Она присмотрит за детьми». Типа он женился на ней, потому что считал, что она хорошо ладит с детьми.

— А что с завещанием? — возможно, по поводу второго поколения Мэйв была права, потому что даже я был в курсе, что надо спросить про завещание.

Она покачала головой:

— Он его не оставил.

Я присел на стул и надолго приложился к бутылке. Поднял глаза на сестру:

— Почему мы не кричим?

— Шок сказывается.

— Должен быть какой-то выход.

Мэйв кивнула:

— Мне тоже так кажется. И я собираюсь побороться. Но адвокат Гуч говорит, что надежды мало. Папа понимал, что делает. Он был уверен. Она не заставляла его ничего подписывать.

— В смысле не заставляла?!

— В смысле не держала пистолет у его виска. Сам подумай: от него уходит мама, и тут появляется эта бздючка и говорит, что никогда его не бросит. Она хочет участвовать в его жизни во всех проявлениях: все мое — твое. Они теперь вместе, она станет ему опорой, ему не о чем беспокоиться.

— Ну, тут она права. Беспокоиться ему больше не о чем.

— И вот жена с четырехлетним стажем получает все. Даже моя машина на нее записана. Адвокат Гуч сказал. Моя машина принадлежит ей, но она говорит, я могу оставить ее себе. Надо поскорее ее продать, пока она не передумала. Куплю себе фольксваген. Что скажешь?

— Почему нет?

Мэйв кивнула.

— Ты умный, — сказала она. — Я вроде тоже не дура и папу дураком не считала, но нам троим не сравниться с Андреа Смит Конрой. Адвокат Гуч хочет, чтобы мы с тобой вместе пришли. Говорит, нужно что-то еще обсудить. И сказал, будет и дальше нас представлять — бесплатно.

— Лучше бы он нас представлял, пока папа был жив.

— Он и пытался. Он сказал, папа считал, что еще молод для завещания. — Мэйв помолчала с минуту. — У Андреа по-любому есть завещание.

Я допил пиво, Мэйв прикурила, снова нагнувшись к плите. Совсем как взрослые.

— Двое мертвых мужей, — сказал я. Сколько лет тогда было Андреа? Тридцать четыре? Тридцать пять? По стандартам подростка старуха. — Ты когда-нибудь думала, что случилось с мистером Смитом?

— Ни разу.

Я покачал головой:

— Я тоже. Странно, да? В смысле, мы никогда не задумывались, от чего умер мистер Смит.

— С чего ты взял, что он умер? Я всегда была уверена, он просто выставил ее с детьми на улицу, а тут, как на беду, мимо проезжал папа и предложил их подвезти.

— Немного жалко Норму и Брайт — они там теперь совсем одни.

— Да пусть в аду горят. — Мэйв вдавила сигарету в блюдце. — Все втроем.

— Ты ведь не серьезно, — сказал я. — Девочки-то при чем?

Она так яростно отпрянула назад, что на секунду мне показалось, будто она хочет мне врезать.

— Она нас обокрала. Не понимаешь? Они спали в наших кроватях, ели из наших тарелок, и нам никогда ничего из этого не вернуть.

Я кивнул. Я хотел сказать, но так и не решился, что думаю то же самое об отце. Нам никогда его не вернуть.

Мы с Мэйв вместе вели хозяйство. Нашли в «Гудвиле» подержанный комод, поставили его в углу спальни, чтобы я мог убрать одежду. Мне по-прежнему не нравилось, что я занимаю спальню, но каждый вечер Мэйв, обложившись одеялами, укладывалась на диване. Мне хотелось спросить ее, почему бы нам не подыскать квартиру попросторнее, но, видя, что все — наша еда, наш кров — ложится на ее плечи, оставил эту идею.

Обустроившись, мы позвали в гости Сэнди и Джослин. Мэйв принесла из кондитерской белую коробку с печеньем. Выложила его на тарелку, а коробку выбросила, как будто нам удастся их одурачить. Я выровнял диванные подушки, Мэйв убрала стаканы из раковины. Когда наконец зазвонил звонок, мы открыли дверь, и нас четверых омыло волнами счастья. Как же мы радовались друг другу. Как будто с последней нашей встречи прошли годы.