Солнце уже полностью показалось над горизонтом, когда мы пролетели над той речкой, где я участвовал в уничтожении диверсантов и моста, только прошли мы в нескольких километрах южнее. Летели мы на ста метрах от поверхности земли, держась общей группой и крутя головами во все стороны. Вчера нам удалось избежать встречи с истребителями противника, хотя после нашего последнего вылета командование дивизии, что осуществляло блокаду подразделений советских войск в крепости, наверняка вызвало «охотников», что были обучены летать ночью, но мы к крепости уже не вернулись.

Во время полёта я поглядывал и на пассажиров. Пётр Кириллович находился на правом крыле, а пограничник, что имел схожий с ним вес, на левом. Пограничник был тяжело контужен и ранен, поэтому до сих пор пребывал без сознания, пока помочь мы ему не могли, а вот мой механик показывал большой палец, улыбаясь бледными губами и испуганно поглядывал вокруг.

Не знаю, когда мы пролетели линию фронта, думаю, избежать встреч с немецкими лётчиками помогло то, что мы летели не напрямую к городу, а сделали крюк. Когда впереди показался затянутый дымами Минск, я велел всем пилотам искать госпитали или медсанбаты, и если кто найдёт, сообщать мне. Главное, чтобы рядом была удобная площадка со взлётной полосой. Мы уже были глубоко в тылу наших войск, так что не опасались совершить посадку в расположении немецкой части, ну или поблизости.

Довольно крупный госпиталь нашел мой ведомый. Он ушел в сторону, слегка покачивая крыльями, чтобы не напугать пассажиров. Мы повернули туда же и в десяти километрах от Минска разглядели небольшой городок. На окраине здание, на крыше полотнище с красным крестом. Идиоты, немецкие лётчики их, похоже, не научили тому, что бомбят именно госпитали, причём с удовольствием.

Мы по очереди совершили посадку прямо на дорогу в нескольких сотнях метров от окраины городка, та была вполне ровной. Видно, что за ней тут следили, засыпали щебнем, так что на этом наш полёт и завершился. Машин было мало, да и те уступили нам дорогу, водители наблюдали, как мы после посадки выстроили самолёты на обочине в шеренгу. Однако прилететь-то прилетели, пусть местные комендачи дальше разбираются, а мне требуется поспешать, с местными я встречаться не собирался.

Как только мотор стих, я выбрался из кабины, скинул парашют на крыло и помог Петру Кирилловичу отстёгивать привязные ремни. Пограничник так и оставался без сознания, но пульс был.

Мы успели. Механик снял велик и трясущимися после полёта руками выправлял руль, я переоделся в свою гражданскую одежду, оставив в кабине винтовку и боезапас, с собой взял только пистолеты и гранаты, – и к нам на велосипеде подкатил самый обычный на вид милиционер и удивлённо разглядывал технику.

– Ну, всё, мне пора, – быстро прошептал я механику, поправляя лямки сидора за спиной. – Попрощайтесь с парнями за меня.

Евгеньев и его ведомый отвлекли милиционера на сообщение о раненых, требующих срочной медицинской помощи, и я сел в седло и покатил в сторону ближайшего леса. На опушке обернулся и, заметив, что мне на прощание машут руками, тоже помахал и исчез из виду среди деревьев. Вот теперь пора навестить аэродромы немцев. Заждались, ушлёпки, пора воздать им за всё, что они совершили.

Думаю, часа полтора у меня есть, чтобы вернуться в мыслях к прошлому, к тем дням, когда находился в довоенной Москве и писал письма. Я довольно подробно описал Сталину, что будет происходить во время приграничных сражений, так что если до него дошло, или до тех, кто высоко сидит, они могут отправить секретный циркуляр о поисках меня. Несмотря на то что я раскрылся, общаться с местными я действительно не собирался. Правят на своём Олимпе, пусть правят дальше. Не уговорят. Так что оставив городок и дорогу позади, я быстро шагал по лесу, толкая велосипед перед собой, а где не мог так пройти, нёс на плече вместе с вещами.

Лес оказался просто большой рощей, всего полкилометра, и я с другой стороны. Я покатил дальше по змеившейся по полю дороге в сторону фронта. Лишь одно могу сказать хорошее про эту рощу: мне встретился чистый ручей. Я напился, нормально умылся и наполнил до краёв все три фляги: одну большую и две литровых красноармейских. Спирт у меня давно ушёл на медицинские нужды.

Велосипед бодро катил под моим управлением. Во время наших вылетов Петр Кириллович хорошенько над ним поработал и всё что можно смазал, так что в аппарате я теперь был уверен.

Невооружённым взглядом было видно, что идет война. Не по немецким самолетам, что носились в небе к Минску и от него. Да и наших самолётов стало заметно меньше. Если в первые дни их летало приличное количество, да и воздушные бои вспыхивали то тут, то там, то на третий день войны – а уже наступило двадцать четвёртое – их почти не было видно. За два часа, пока я крутил педалями, всего три группы приметил, и истребители были лишь в одной.

Но я не о них. На поверхности земли постоянно встречались следы идущей войны, хотя до фронта больше сотни километров. На простой полевой дороге, по которой я ехал, мне попалась перевёрнутая вверх колёсами полуторка со следами обстрела с воздуха, а чуть позже – лежащий на боку сгоревший грузовик. Это был ЗИС с прицепленной пушкой. Не уверен, вроде трёхдюймовкой с простреленным стволом. Рядом с грузовиком холмик со свежей землёй и воткнутой палкой. Не первая увиденная мной братская могила, однако чаще я видел незахороненные тела. Отступают, не до того.

Вчера только пообедали горячей пищей, а остаток дня обходились только сухпаем, а утром даже позавтракать нечем было. Всё равно к нашим летели, поэтому свои запасы я доставать не стал. Лишь во время движения на велосипеде ел по кусочкам трофейный шоколад. Калорийная еда позволила продержаться до обеда, а когда за спиной осталось почти тридцать километров – лишь пару раз по малой нужде останавливался, – свернул с дороги. Сбоку я приметил посадку, даже не рощу, вот и решил остановиться в ней и сварить супу. Горячего очень хотелось. Запасов у меня было максимум на три дня, но я думаю, ещё пополню их, и пока экономить не стоило.

Посадка просматривалась насквозь, но это меня не остановило. Сбоку был кустарник, и для временного лагеря он подходил как ничто другое. Толкая велосипед, я подошёл к нему и, остановившись, втянул носом воздух. Едва слышался запах разложения. Прислонив велик к дереву, я достал ТТ – запас патронов пополнил до трёхсот штук, нашёл в кабинете командира полка в сейфе, так что пользовался пока им. В кустарнике обнаружились два тела. Раздетые, но в армейском белье с расплывшимися от стирок штампами частей. Судя по следам, диверсантов было трое, сапоги у них были немецкие, по крайней мере подошва, и убили бойцов больше суток назад. Судя по холёным рукам одного и въевшемуся в кожу маслу у другого, один был командир, другой – водитель. Получается, диверсанты взяли машину. Неплохо сработали.

Обедать здесь расхотелось. Закончив с изучением тел и следов, я чуть сбоку нашёл прикопанные банки из-под немецкой тушёнки, видимо диверсанты тут обедали. Забрав велосипед, снова вышел на дорогу. Пришлось поспешить, там проходила колонна, и я, махая руками, остановил передовую машину.