завода. Мы договорились со второй и четвёртой батареей зениток. Как только фашист появляется в зоне их досягаемости, наши соседи открывают огонь и отгоняют мерзавца.

Без точной наводки обстрел продолжается короткое время. Чего тратить снаряды, если толком не знаешь, куда нужно бить? Зато утром у нас начинается самое главное. Прилетают бомбардировщики и долбят целый день, с небольшим перерывом на дозаправку горючим и бомбами.

— Как часто они появляются? — спросил лейтенант.

— Каждые четыре часа. Иногда среди дня к ним подключаются пехота и танки. — Иван прервался, указал правой рукой на стену окопа и добавил: — Прямо перед нами стоит большой дом, — он выглянул из-за низкого бруствера, махнул рукой на северо-запад и тотчас укрылся за насыпью. — Кстати сказать, это наш основной ориентир.

Яков повторил манёвр пехотинца и бросил взгляд в сторону указанную ему заместителем. Парень заметил разрушенные невысокие здания, стоящие почти в километре от группы зениток. Он сместился на метр налево, выглянул и увидел, что чуть ближе темнеют руины. В них превратились небольшие скопления частных домов.

Перебежав влево на несколько метров, он высунул голову на пару секунд и изучил открытую площадь между ними и фрицами. Среди огромных воронок Яков заметил кучи железа, в которых угадывались сгоревшие остовы бронемашин. Кое-где из земли, под углами торчали хвосты самолётов, украшенных чёрным крестом.

— С обеих сторон этого поля много развалин. Они закрывают от наших соседей дальнюю часть узкой дороги, что тянется к нам — подсказал усталый сержант, очутившийся рядом. Он опустился на дно небольшого окопа и увлёк за собой командира, что замер на месте. Ещё через миг в бруствер ударила пуля врага.

Усевшись на корточки, сержант сухо продолжил: «Вторая и четвертая батареи зениток находятся чуть в стороне от основного направления удара. Им значительно легче, чем нам.

Мы же торчим на пути у фашистов, только тут могут танки пройти к сборочному цеху завода. Наши орудия простреливают всё открытую площадь. Поэтому фрицы очень хотят сбить нас с этой позиции.

За теми высокими зданиями, что вы видели на северо-западе, они собирают главные силы, выкатываются на ровное место, и мчаться на нас. Тогда мы опускаем стволы до земли и бьём прямою наводкой.

Иногда наши снаряды попадают настолько удачно, что срывают с них башню. Особенно, если это устаревшие танки с маленькой пушкой. Понеся большие потери, фашисты отходят назад.

Вечером они прячутся в низких развалинах частных домов. Ночью скрытно подходят к разбитым машинам, выбирают лишь те, что пострадали не очень уж сильно и тащат к себе. Быстренько их ремонтируют и снова бросаются в бой.

В бинокль видны большие заплатки, наложенные на дыры в броне. Кстати сказать, нашими танками они тоже не брезгуют. Вчера видели две «тридцатьчетвёрки» с крестами на боках и морде. Пришлось и по ним как следует врезать. К сожалению, поджечь их не смогли, и они обе удрали».

До обоняния Якова донёсся запах тёплой перловки. Парень почувствовал, что проголодался, как волк холодной зимой. Он благоразумно решил, что можно чуть отложить знакомство с окружающей местностью и, пока ещё тихо, спокойно позавтракать.

Лейтенант повернулся, высунулся из окопа и посмотрел в сторону старых полуторок, стоящих в низине. К тому времени, очередь уже рассосалась. Бойцы получили привезённую кашу, разбрелись в разные стороны и принялись за еду.

Командир батареи предложил заместителю перекусить. Лейтенант подождал, пока сержант сходит за посудой в землянку. Когда тот вернулся, Яков достал из своего вещмешка алюминиевый армейский «сервиз» и в сопровождении Ивана направился к термосам с пищей и водкой.

Увидев начальство, старшина не стал сильно жадничать и плеснул в каждую кружку в полтора раза больше положенного. Сержант задумчиво посмотрел на «наркомовские» сто граммов, пробормотал что-то, похожее на небольшую молитву, и проглотил «сучок» одним махом. Он даже не сморщился от резкого запаха и поспешил за едой.

В отличие от заместителя, Яков не выпил полученную дозу напитка. Сорокаградусное спиртное он не любил, тем более, прямо с утра. А если и принимал внутрь на праздники, то лишь сухие виноградные вина. Поэтому парень открыл опустевшую фляжку и слил в неё всё до капли. Мало ли что, вдруг ещё пригодиться, продезинфицировать рану?

Так же, как и все остальные, лейтенант получил миску перловки, сваренной на волжской воде, кусок плотного тёмного хлеба и кружку чая, в котором еле угадывался намёк на заварку.

Он сел на ближайший ящик со снарядами к пушке и, никуда не спеша, спокойно поел. Ржаной тонкой корочкой он вытер крупинки питательной каши, прилипшие к стенкам посуды, и сунул её в распахнутый рот. Запил скромную трапезу жиденьким чаем, а тем, что осталось, сполоснул миску с ложкой. Потом, весь «сервиз» сложил в вещмешок.

— Товарищ лейтенант, — услышал офицер над собой. Он поднял голову и увидел сержанта. Пехотинец сказал: — Пойдёмте, я покажу вам то место, где живут командир и его заместитель.

Яков встал, закинул «сидор» за спину и прошел за Иваном. Он спустился по земляным узким ступенькам, укреплённым новыми досками, шагнул в узкую дверь и очутился в тесной землянке.

Свет жаркого дня проникал в помещение сквозь открытый проём и позволял кое-что рассмотреть. Вся мебель оказалась составлена из пустых ящиков от всё тех же снарядов.

Впрочем, её там имелось немного. Две лежанки, стоявшие по сторонам, плюс некое подобье стола и двух табуретов. В ближнем углу находился термос с водой. Вот и вся обстановка.

На левой постели лежала устаревшая железная каска «СШ-36», которая называлась в войсках «халхинголка». Она имела выдающийся вперёд козырек, небольшой гребень на темени и боковые достаточно длинные скаты. Они обладали внушительной парусностью. Особенно, если бежишь навстречу сильному ветру.

Заметив головной защитный убор, Яков чуть усмехнулся: «Хорошо, что не «шлем Адриана» образца 1916 года, а то бы смотрелся сейчас, как обычный пожарник».

Парень взглянул на правую «койку» и рассмотрел, что там лежит солдатский брезентовый «сидор», офицерская войсковая фуражка и шинель с петлицами капитана-артиллериста.

«Вот и всё, что осталось от прежнего командира батареи зениток», — грустно подумалось Якову.

Лейтенант хотел повестить одежду покойного на какой-нибудь гвоздь, вбитый в стену из бревен, но потом передумал: «Сейчас я не дома, а на кровавой войне. Так что хватит миндальничать. Если станет здесь холодно, то хочешь не хочешь, а придётся надеть поверху своей, которую тоже стащили с убитого. Только нужно снять «шпалы» и прикрепить «кубари». Да вот, откуда их взять?»

Поймав себя на такой глупой мысли, Яков вернулся к суровой реальности: «Сейчас на улице жарко.