вспомнил о том, что бойцы только вышли из боя и подобная доза их вряд ли сейчас опьянит. Скорее поможет снять сильное напряжение нервов.

Лейтенант хотел пройти по позициям своей батареи и осмотреть все боевые орудия, но что-то его задержало. Яков на секунду задумался и быстро понял, в чём собственно дело.

Вместо принятых по уставу, стограммовых бутылочек, которые в народе называли «мерзавчиками», старшина был готов выдавать водку «в разлив». Об этой практике парень услышал, ещё находясь в родном жарком Баку. Поэтому не удивился, когда увидел металлический термос, доверху наполненный сорокаградусным вонючим «сучком».

Внимание парня вдруг привлекла необычная мерная тара. Вместо стального стаканчика, укреплённого на длинной тоненькой ручке, мужчина держал в руках стеклянную мензурку, которой насыпали махорку. С виду она походила на стандартную стопку, но, как Яков узнал во время учёбы, жидкости она вмещала в себя чуть меньше, положенного славным наркомом.

— Товарищ старшина! Подойдите ко мне! — окликнул лейтенант виночерпия, готового приступить к напряженной работе.

Удивлённый пожилой человек вскинул глаза на новоиспечённого молодого зенитчика и увидел жёсткое выражение лица командира. Мужчина не начал перечить в присутствии красноармейцев и счёл за лучшее, исполнить приказ. Он захлопнул крышку термоса с водкой, подошёл на расстояние, положенное по уставу, и, козырнув, замер на месте.

— Покажите посуду, которой вы хотели раздать винное довольствие рядовому составу, — витиевато сказал лейтенант и требовательно протянул правую руку.

Старшина отдал мензурку и, поняв, что за этим последует, сообщил доверительным тоном: «Мерный стаканчик пробило вражеской пулей. Нового взять было негде, вот я и стал разливать водку тем, что попалось под руку. Ёмкость чуть меньше, чем нужно, но полученную при разливании разницу я всегда отдаю офицеру. Так сказать, на непредвиденные войною расходы».

Выслушав предложение взятки, Яков пропустил его мимо ушей, сделал вид, что чего-то не понял и сказал твёрдым голосом: «Я расскажу о вашем трюке солдатам. Думаю, если вы ещё раз, его повторите, то они сильно расстроятся, и в вашу машину может попасть чей-то снаряд. Здесь ведь война. Никто не начнёт вести следствие по поводу гибели ещё одного интенданта. Вам всё понятно?»

— Так точно! — вытянулся во фрунт старшина. — Разрешите продолжить раздачу пищевого довольствия.

— Продолжайте! — кивнул лейтенант и ещё на прощание: — Не забудьте накормить всех прибывших бойцов и выдать им «ворошиловские» сто граммов водки. Они уже на передовой, где проходят боевые действия.

— Слушаюсь! — козырнул старшина. Он трусцой вернулся к машине, приказал наделить пищей всех пехотинцев и стал отпускать казённый «сучок». Яков заметил, что у мужчины трясутся холёные руки, и каждому бойцу он наливает по полторы мерные стопки.

— Наконец вы приструнили этого жулика, — послышался сзади уверенный голос. — А то: кому война, а кому мать родна! Небось, каждый вечер он пьянствует со своими дружками.

Парень тотчас обернулся и увидел бойца средних лет. На запылённой простой гимнастёрке виднелись петлицы малинового, а не чёрного, как у Якова, цвета.

Небрежно козырнув, красноармеец представился: «Заместитель командира батареи, сержант Иван Лобов!»

— Вы из каких войск? — удивился зенитчик. Затем парень вспомнил, как вместе с солдатами переправлялся через широкую Волгу и, на всякий случай, спросил: — Или на складе не было нужной вам формы?

— Я пехотинец! — без смущения ответил боец. — Вместе со своим отделением, я был приписан к третьей батарее в качестве подразделенья охраны. — предупреждая новый вопрос офицера, он объяснил: — Здесь очень быстро все учатся смежным специальностям. На рассвете — ты подносчик снарядов, чуть позже — уже заряжающий, к полудню — наводчик, а к вечеру — командир боевого орудия. Если, конечно, будешь в живых.

— И давно вы здесь пребываете? — спросил потрясённый услышанным, Яков. Он доподлинно знал, что бойцы в орудийных расчётах заменяют друг друга во время жаркого боя. Но не до такой сильной степени, чтобы из обычной пехоты в командиры зенитки.

— Почти двое суток. Считай, самый старый из всей батареи. Здесь люди долго не держатся. Кое-кого увозят в санбат, а все остальные, отправляются в близлежащие воронки от бомб, — он махнул рукой в сторону сборочного цеха завода.

Яков глянул туда и заметил ряд небольших свежих холмиков. Из каждого одиноко торчала крышка от снарядного ящика. Щиты смотрели на парня внутренней, некрашеной в тылу, стороной. На всех было что-то написано химическим карандашом.

Стараясь отбросить мысли о гибели, лейтенант повернулся к проклятому западу и твёрдо спросил: — Где у вас тут находятся приборы для управления артиллерийским огнём?

— По словам моего молодого предшественника, неделю назад, когда батарея пришла в это место, такие приборы имелись в наличии. У них ещё странное такое название, что-то вроде — пуансона.

«Видимо, до войны он работал на каком-нибудь заводе и был тесно связан с обработкой металла», — подумал вдруг Яков. Парень не стал прерывать заместителя, а только поправил: «ПУАЗО-3»

— Вот-вот, — обрадовался пехотный сержант и тотчас нахмурился: — Да только погибли все эти приборы вместе с расчётом. Бомба попала в окоп, где они разместились.

— Как же вы ведёте огонь? — продолжал удивляться зенитчик.

— С небольшим упреждением, — серьёзно ответил сержант. — Днём это видно по облачкам взрывов снарядов, а ночью нам светят прожектористы. Вчера только подъехали. Вон там, в пятистах метрах к востоку, стоят их машины. Кстати, у них есть телефон, по которому можно звонить в штаб полка.

Яков посмотрел в левую сторону, куда указал заместитель. Там оказалось несколько «ЗиС-12», врытых в пыльную землю более чем наполовину. В кузовах автомобилей стояли прожекторные установки с огромными отражателями, диаметром около полутора метров. Рядом виднелась звукоулавливающая установка «ЗТ-2». Вокруг техники мелькали стройные девичьи фигурки в полевой, ладно подогнанной форме.

«Нужно будет потом, зайти к ним познакомиться, — улыбнулся про себя командир. — Вдруг удастся с кем-то поближе сойтись?»

Ведя за собою начальника, Иван поднялся из узкой ложбинки, где они разговаривали. Сержант оказался на пологом склоне овражка и, низко пригнувшись, шагнул в траншею, ведущую к окопам зениток.

Двигаясь так же, как его заместитель, лейтенант направился следом. Он выбрался на ровное место и очутился в окопе, служившем подобием командного пункта всей батареи.

Сержант встал у стенки и предупредил офицера:

— До ближайших развалин почти полкилометра. Там частенько сидят снайперы фрицев. Так что выглядываем лишь на пару секунд. Смотрим, прячемся и меняем позицию.

— Понял, — ответил зенитчик.

— Ночью фашисты нас почти и не трогают, — объяснял заместитель.

«Ну, да, — подумал вдруг Яков, — в тёмное время, они усиленно бомбят переправы».

Не заметив, что лейтенант отвлёкся на какие-то мысли, сержант сообщил:

— Обычно появляется «рама», чтобы откорректировать огонь своих гаубиц по сборочному цеху