Ивонн рассмеялась:

– Будем надеяться, что на светофоре я не засветилась. Полицию это бы явно впечатлило.

– Хелена водит машину не так смело, как ты. Но она очень…

– Умелая? – добавила Ивонн.

– Да, она – очень умелый водитель, так же как и ты, Нора.

Ивонн задним ходом въехала в ворота дома Бернхарда и заглушила двигатель.

– Сейчас уже лучше?

– Да, но я кажусь себе полным идиотом. Я ведь действительно подумал, что это сердце.

– А что это за таблетки, что я вам принесла?

– Стезолид. Я иногда принимаю их по необходимости. Когда, к примеру, очень разволнуюсь. Иногда, Нора, мне бывает очень плохо.

Она понимающе кивнула.

– Врач из экстренной госпитализации выписал мне больничный. Поэтому несколько недель я проведу дома. Я очень измучился. Я подумал…

– Да?

– Я знаю, Нора, что ты работаешь где-то еще. Ты же ведь убираешь еще и в каком-то агентстве, не так ли? А не могла бы ты работать у меня на один день больше? Я был бы тебе очень благодарен.

Он посмотрел на Ивонн так, словно совершил что-то ужасное и теперь ожидал приговора.

– Спокойно скажи «нет», если тебе не подходит такой вариант, – быстро добавил он.

– Я, наверное, смогу приходить еще один раз в неделю, – ответила Ивонн. – Может, в четверг? Но только после обеда, до обедая занята.

Мужчина просиял:

– Так мы и сделаем: четверг после обеда. А сегодня тебе вовсе не стоит убираться у меня. Лучше поезжай домой, Нора. Думаю, нам обоим не помешает немного отдохнуть после такого… волнения.

Бернхард протянул левую руку через рычаг коробки передач и неуклюже погладил женщину по той части тела, до какой сумел дотянуться, а это оказалось ее колено. Он тут же резко отдернул руку, словно испугавшись, что она сможет превратно расценить этот жест.

– Нора, спасибо тебе за все, – прошептал он. – В следующий раз я обязательно отблагодарю тебя за помощь.

– Совсем не стоит этого делать. За свою помощь я не возьму с вас деньги, – решительно заявила Ивонн.

Дома она пробыла одна в полной тишине пару часов до тех пор, пока Симон не пришел из школы. Ивонн сделала мясные клецки из говядины, которую купила по дороге домой. Она скатала превосходные тефтельки, без добавления лука, который Симон терпеть не мог, и обжарила их на сковороде, а в это время рядом на плите варилась лапша. Йорген уехал в командировку, то ли в Мюнхен, то ли во Франкфурт.

После обеда Ивонн вместе с сыном посмотрела телевизор – шла передача из серии научной фантастики. Симон не пропустил ни одного выпуска, в то время как она смотрела ее в первый раз. Следя за развитием сюжета, Ивонн почти в полудреме откинулась на спинку дивана. Ее мысли витали вокруг Бернхарда Экберга и его необычного приступа страха. Ивонн вспомнила его сдавленное приглушенное бормотание в машине – «Прости меня, Хелена, прости», такое отчаянное, исступленное и едва ли не ритуальное, очень смахивавшее на молитву. А еще она вспомнила его сконфуженный взгляд по пути домой, и то, как он обращался к ней на «ты», и его большие карие глаза, печальные и вопрошающие, как у ребенка.

Открыв глаза и почувствовав рядом с собой полусонного Симона, Ивонн была несколько удивлена тому, что рядом с ней на диванной подушке лежала детская рука, сжимавшая в кулаке пульт от телевизора. Словно она ожидала увидеть совсем иное тело с гораздо большей по размеру конечностью.

– И чего ты ее смотришь? Ты же все равно ничего не понимаешь, – заявил Симон, когда Ивонн снова попыталась вернуться в реальность и спросила что – то у сына относительно передачи.

В этот вечер она рано легла спать. Проходя после ванной по коридору, она прихватила с собой в спальню беспроводной телефон. На мгновение ей вспомнились все телефонные аппараты, что она видела в доме Экберга. Один стоял на комоде в прихожей, другой висел на стене в кухне, а третий, беспроводной, стоял в кабинете Бернхарда. Она знала абсолютно точно, что ни у одного из них не было дисплея, на котором отображался номер звонившего абонента, поскольку уже неоднократно протирала их от пыли.

Ивонн набрала номер Бернхарда. Он наверняка лежал в постели, поскольку прошло довольно много времени, прежде чем поднял трубку.

– Это я, Нора. Извини, что я так поздно тебя беспокою, но мне бы хотелось узнать, как ты сейчас чувствуешь себя.

– О! – Бернхард был крайне удивлен и вместе с тем очень обрадован. – Большое спасибо, это так любезно с твоей стороны. У меня все в порядке. Вот сижу и смотрю старый дурацкий фильм. Какую-то американскую дрянь. Но иной раз таким образом можно и в самом деле неплохо расслабиться.

– Очень рада, что тебе уже лучше. – Сказав это, Ивонн тут же обратила внимание на то, что она, так же как и Бернхард, отказалась от уважительного обращения на «вы». И она решила оставить все так, как есть.

– А знаешь, сегодня утром я действительно думал, что умру, – шутливо заметил Бернхард. – Я подумал, что это – кара Господня. А ты, Нора, веришь в Божью кару?

На стене прямо над ней по телевизору шла американская комедия с актерами-неграми. Она отключила звук, но при этом их реплики были слышны в трубке с другого конца провода. Получалось, что она оба смотрели одну и ту же программу.

– Я не верю в Бога, и еще меньше в Его кару. А с чего ты это взял? За что тебя должны наказывать? – спросила Ивонн с удивлением.

– За мои грехи, за что же еще? – весело ответил он. – Я думаю, Он хотел меня напугать, напугать и унизить.

– Унизить?

– Да, перед тобой, Нора. Я почувствовал себя явно униженным. И ты должна это понять. Из-за какого-то там страха поднять такую бучу. А ты поехала прямо на красный свет светофора! – При воспоминании об этом Бернхард расхохотался. – Прямо как в кино. Это было драматично, не так ли, Нора?

– Это хорошо, что я слышу твой смех, – заметила Ивонн. – Надеюсь, ты сегодня ночью сможешь спокойно уснуть.

– Спасибо, Нора. С четвергом не возникнет никаких трудностей?

– Никаких. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, Нора! Спасибо за звонок.

Когда Ивонн пришла в четверг в дом Бернхарда Экберга, она вдруг почувствовала, что он стал вызывать у нее отвращение. И вовсе не оттого, что считала, будто страх унижает, а просто ей стал претить его… его внешний вид. Толстые губы, которые, похоже, никогда не закрывались и были всегда полуоткрытыми, как у ребенка, с нетерпением ожидавшего сладостей. Крупный нос картошкой. Карие влажные собачьи глаза, которые неотступно следили за ней, преисполненные мольбой и одновременно вызовом. Морщина между ртом и подбородком. Интересно, что она выражала? Какое-то неизъяснимое отвращение и трусость.

Бернхард сидел в маленькой комнате на втором этаже перед телевизором и смотрел программу «Магазин на диване». Угрюмый и замкнутый, он оставался там с тех самых пор, как пришла Ивонн. Он ни словом не обмолвился про то, что случилось с ним в понедельник. Ивонн поздоровалась с ним, а затем принялась за уборку. Когда она начала пылесосить в этой комнате, Бернхард, перекрикивая гул работающего прибора, громко сказал: