Недотрога помчалась ко мне: жалеть, ругать и бинтовать. Всё вместе. Сайл пытался оттянуть внимание на себя, но у меня текла кровь, а у него нет. Так что в битве за Кейлинэ он проигрывал по всем фронтам. И вообще, если верить дневнику принцессы, он – жалкое подобие меня. Правда, на первый взгляд он жалким не казался. На второй тоже.

Тем слаще была победа.

– Раз уж тебе так хочется поквохтать над своим цыплёночком, я подожду, – выдал бывший охранник и несостоявшийся супруг Недотроги сурово-страдальческим тоном. – Но потом нам нужно поговорить.

И уставился в глаза Кейли. Этот взгляд был долгим. Слишком долгим. На мой взгляд. Возможно потому, что на мой взгляд принцесса в этот момент не отвечала. Да, я выиграл битву. Но выиграл ли войну?

Недотрога распорядилась отнести меня в мои покои. Но не мог же я позволить, чтобы на глазах у соперника меня уносили, как… как ощипанного цыплёнка, в самом деле. Он и так смотрел на меня с нескрываемым презрением. «Я бы не позволил так себя излупить», ‐ читалось в его рыбьих глазах. Щенок! Поглядел бы я, как бы ты выглядел, если бы тебя бесчувственного сапогами отходили. Нужно будет с Лукасом по-соседски договориться, устроить мастер-класс… Нет, я не настолько сволочь. Чтобы договариваться о чём бы то ни было с Лукасом, в смысле. В итоге я натянул проклятые колодки и гордо покинул комнату, держась за стеночку. Под возмущённые причитания Кей о больных на всю голову принцах.

– Я дважды больной на всю голову, – уведомил я.

– Нашёл, чем хвастаться, – буркнула Кей, пытаясь подставить плечо.

А я что, дурак, отказываться её потискать лишний раз?

– И чего ты вдруг решил погеройстовать? – продолжала она таким тоном, будто я это внезапно начал. – Донесли же тебя спокойно до кровати вчера. Ничего не случилось с Вашим Высочеством.

– Вчера я был без сознания. Без сознания я пока ходить не умею.

– Теперь ты будешь учиться ходить без сознания? – ехидно полюбопытствовала Недотрога у меня из-под подмышки. – Чтобы доказать, что ниже пупка у тебя всё из стали отлито?

– Я, конечно, рад, что ты оценила твёрдость моих намерений, – потупился я.

– Дурак, – проворчала Кейлинэ.

– Не дурак, а дважды на голову больной. Но теперь ты же будешь меня лечить?.. – напомнил я об её слове.

Которое, кстати, она так и не дала.

Подумаешь, сказала, что любит. Этого, вон, она, может, тоже любила. А толку?..

Принцесса как-то виновато подглядела на меня.

Плохо. Очень плохо.

Мы доковыляли до моих покоев, и дорога показалась мне вечностью. Как я сумел её одолеть вчера совершенно один? На входе я бросил взгляд в зеркало, и последние силы оставили меня.

Нога болела. Спина ныла. Виски дёргало. Я был не в лучшей форме. А зеркало на входе в покои окончательно привело меня в чувство. Отек с глаз сошёл, но лицо было разукрашено сине-красными разводами, будто по нему прошёлся кистью шутник-художник. От слова «худо». Такого подавленного состояния я не испытывал с тех пор, когда у меня-подростка за ночь на носу вылез безобразный красный прыщ.

Кейлинэ молча меняла повязку, я столь же молча наблюдал за её действом.

– Тебе нужно переодеться, чтобы поговорить с ма… Её Величеством, – напомнила Недотрога, будто я сам этого не помнил.

– А тебе нужно переодеться, чтобы поговорить с твоим этим… С-сайлом, – прошипел я.

Принцесса вскинулась:

– На что ты намекаешь?!

– Я ни на что не намекаю, – устало выдохнул я, откидываясь на подушку.

Мне нужно собраться.

Как бы я сейчас ни выглядел, – а выглядел я не лучшим образом, ‐ и каким ракурсом я бы сейчас не повернулся, никакой свет для меня не будет выгодным.

Да.

Но отступать от цели только потому, что она недостижима – это не для меня. Или я не сын своих родителей.

Недотрога ушла. Растворилась за порогом. Напоследок она поставила на тумбочку пузырек обезболивающего. А королева передала с горничной баночку с белилами. Уж благодарствуем, Ваше Величество. Придется вам поморщиться, созерцая мою физиономию в боевой раскраске. Хлебнув из пузырька Недотроги (для храбрости), я оделся. Помог мне в этом камердинер Грейди. Широкой души человек. Конечно, учитывая, что у него теперь молодая жена в спальне, он способен какое-то время обойтись без камердинера. А я какое-то время не смогу. Да. Даже под волшебным зельем Кейлинэ.

Всунув тело в приличествующий встрече с королевой соседнего государства наряд, я поковылял на аудиенцию под конвоем офицера, указывающего дорогу.

Настроение Ингарет, по сравнению с её утренним визитом, поднялось на пару градусов и окрасилось в мечтательные оттенки. Однако, увидев меня, её Величество резко охладилось. Как только трещинам не пошла от такого перепада температур?

– Чего вы добиваете, эрус Веранир? – сурово спросила она.

– Руки и сердца вашей дочери, Кейлинэ, принцессы Астани. Я бы и на колено опустился, чтобы по всем правилам, но, боюсь, потому уже поднимусь, – посетовал я.

– Мы здесь одни. Вы можете сказать прямо, чего добиваетесь, – повторила королева.

– Её и добиваюсь. Не понимаю, что в этом непонятного?

– Вы хотите получить уганий! – поделилась своими выводами «матушка».

– Кто же этого не хочет? – удивился я.

– То есть вы не отрицаете, что пытались соблазнить мою дочь ради того, чтобы получить контроль над угниевым прииском? – торжествующе подвела итог Ингарет.

– Отрицаю, – возразил я. – Во-первых, я никогда не «пытаюсь» соблазнить, я – соблазняю. И если не соблазнил, то только потому, что не ставил себе такой цели. Во-вторых, одно с другим никак не связано. А в-третьих, не судите о людях по себе.

Внезапно я понял, что говорю правду. Да, конечно, уганий был бы приятным бонусом. Но только бонусом.

– На что вы намекаете?! – взвизгнула её Величество.

– На то, что некоторые ради угания согласны даже вытащить из чулана побитого молью любимого плюшевого мишку принцессы, – любезно напомнил я.

– Вы что-то имеете против «плюшевого мишки»? – презрительно спросила Ингарет.

– Я против него имею всё. Всё, что я имею – против него.

– Потому что он стоит между вами и наследством моей дочери?

– Да сдалось вам это наследство…

– Я не отдам за Кейлинэ этот проректорат, – твердо произнесла королева Астани.

– И ладно. Папа, конечно, расстроится. Но жили же мы как-то без него? И дальше проживём, – решил я.

Отец, наверное, бы сейчас сражался за своё по праву. И Элияр тоже. Но что поделаешь: все амбиции родителей достались братцу. Подумаешь, мозг мне выедят. Просто меньше жене достанется.